«На территории нынешнего микрорайона Ложок с 1929-го по 1956 год действовал Искитимский лагерь особо строгого режима. По свидетельствам очевидцев, это был самый жестокий «каторжный лагерь», известный за свою бесчеловечность заключенным всего Советского Союза»… Вот именно так мощно, сразу погружая читателя в мутный кровавый водоворот сталинских времен, начинается книга бердского священника Игоря Затолокина «Ложок. Из истории Искитимского каторжного лагеря», появившаяся в продаже в этом месяце на прилавках многих храмов Новосибирска.

Три года он писал ее, по обрывкам выкорчевывая из смятого, сожженного, намеренно спрятанного комка воспоминаний хоть что-то, свидетельствующее о существовании самого беспощадного штрафного лагеря ГУЛАГа – ОЛП № 4 на окраине Искитима. По сути лагеря уничтожения. Однако, пишет священник, самой жестокой тоталитарной системой в XX веке был разработан безотказный механизм замалчивания достопамятных мест, где страдали и погибали миллионы наших соотечественников. И хоть система разрушена, выжженная земля в архивах осталась. Однако в ФСБ на специальный запрос управляющего Новосибирской епархией владыки Тихона ответствовали, что «УФСБ НСО не располагает документально подтвержденными данными о дислокации на территории нашей области лагерей, входивших в состав СИБЛАГа».

Тем временем, по скромным оценкам священника, обоснованным в его книге, умерших в искитимском лагере было 30 тысяч человек.

И если бы не живые еще очевидцы, написать такую книгу было бы невозможно. Священник разговаривал с десятками людей – охранниками, работниками лагеря, удалось даже разыскать одного настоящего заключенного, чудом выжившего и здравствующего по сей день. Отыскал он и записки художника Михаила Соколова, который рассказывал, что будучи на пересылке Магадана вместе с остальными заключенными молил об одном: «Только не в Искитим!». Вспомнил священник в книге и почти неизвестный эпизод с Александром Солженицыным. Оказывается, в 1994 году Александр Исаевич, возвращаясь на поезде домой по маршруту Владивосток – Москва, специально заезжал в Искитим, чтобы почтить память замученных, потерявших рассудок от голода, холода и страданий людей.

Об искитимских изуверствах священник пишет по возможности отстраненно, специально уходя от экспрессивной лексики, полностью полагаясь на воображение читателя. Вот пара цитат. «Прибывших в искитимский лагерь в одну из зим содержали в вагонах из-под угля без крыши, в лютые морозы одеты они были в том, в чем их арестовывали». «Люди умирали сотнями. Их выкладывали на мороз, складывали штабелями, замораживали, потом пилили на части двуручной пилой и топили печи на Искитимском кирпичном заводе».

Корреспондент НГС.НОВОСТИ встретился с Игорем Затолокиным. Оказалось, интерес священника к искитимской истории неслучаен. Во-первых, сам по образованию историк, во-вторых, служит как раз в искитимском приходе, невдалеке от описываемых мест.

Отец Игорь, почему Искитимский лагерь считался самым страшным?

Скажем так, одним из самых. Он был штрафным. В него попадали отпетые уголовники – те, кто многократно пытался бежать из других лагерей. Заключенные были заняты преимущественно на крайне вредном для здоровья производстве извести и камня в карьере, а также лесозаготовками. Условия работ были невероятно тяжелыми, скажем, зимой температура на дне карьера доходила до 43 градусов мороза. Заключенные шли на все, чтобы покинуть эту зону. Известен случай, когда один из них, крепкий мужик, расколол сахар в пыль и вдыхал в легкие. Умер через два месяца.

Где хоронили умерших?

Точные места пока неизвестны, но где-то в районе Ложка, очевидно. Вероятнее всего, это были массовые захоронения, когда трупы сваливали в яму и закапывали. В самих карьерах, которые как только лагерь закрыли, тут же затопили, можно найти технику, тракторы.

Вам удалось найти человека, который сидел в этом лагере. Кто он?

Анатолий Литвинкин. В Ложок попал в 47-м как уголовник. Разговаривал я с ним три года назад, совсем недавно хотел еще раз поговорить, рассказать про книгу, а оказалось, что он съехал, даже не знаю, жив ли. Во всяком случае две трети моих собеседников, воспоминания которых я привожу в книге, уже умерли. Когда мы говорили, ему было за 80. Он рассказывал о том, что не может пить молоко только потому, что его делают на искитимском молокозаводе…

Андрей Ткачук

В истории Новосибирской области - история нашей страны. Все эпохи здесь… И радующие археологов древние поселения, и первые остроги, и лагерь с недоброй памятью. Был в Новосибирской области с 1929-го по 1956 год один из самых страшных островов архипелага ГУЛАГ - ОЛП-4.

Ложок. Совсем недалеко от Искитима. Сегодня уже почти ничего не напоминает о тех временах. На месте плаца стоит Дворец культуры, там, где стояли бараки, теперь дома или огороды. Еще пару десятилетий назад здесь можно было увидеть мотки колючей проволоки, стены бараков… Сегодня от лагерной вышки осталась только фотография, колючку и камень, из которого складывали стены, растащили для хозяйственных нужд. Остались только холмики, поросшие березами, да две стены, которые в небольшом леске сразу и не увидишь.

Всё, что осталось от бараков

А вот два известковых карьера, конечно, деться никуда не могли. Когда сгинула сталинская эпоха, их затопили, и сейчас один, в котором работали мужчины, превратился в некую зону отдыха, где распивают всевозможные напитки и ловят рыбу; а второй, где работали женщины, высох. Вид со дна второго на склон прямо африканский - очень напоминает подступы к Сахаре. Но все еще встречающиеся кое-где свидетельства той эпохи (торчащая из земли проволока, остатки стен… узкоколейки уже нет - тоже разобрали на металлолом) переключают сознание с географии на историю.

Символ времени

А история была страшная. Священник Игорь Затолокин в книге «Ложок. Из истории Искитимского каторжного лагеря», вышедшей в свет совсем недавно, приводит такую цифру - в лагере расстались с жизнью не меньше 30 тысяч человек. Попасть в Ложок боялись все, потому что вернуться оттуда практически было невозможно: ядовитая известковая пыль разъедала легкие, и вопрос был только в том, кто сколько продержится.

Здесь были мужчины и женщины, сюда ссылали тех, за кем числились побеги. Логика простая: если зимой температура на дне карьера больше сорока градусов мороза, а работа невероятно тяжелая, то в скором времени одним врагом народа будет меньше. А сколько их таких было!

Дворец культуры на месте лагеря

Здесь сидела жена человека, которого Ленин называл любимцем партии, - Николая Бухарина. Анна Ларина-Бухарина каждый день повторяла, чтобы не забыть, выученный наизусть текст письма Бухарина «К будущему поколению руководителей партии». Публикация этого письма в первые годы перестройки стала настоящей сенсацией.

А Игорю Затолокину удалось собрать множество свидетельств тех, кто был в этом страшном месте, - и тех, кто сидел, и тех, кто охранял. Еще живы те, кто помнит, как это было. И не мог не заехать в Ложок Александр Солженицын, когда в 1994 году вернулся в Россию и ехал поездом через всю страну до Москвы. Человек, открывший миру архипелаг ГУЛАГ, побывал здесь, чтобы почтить память тех, кто не вернулся.

Книга о страшном лагере есть, но настоящего памятника-музея нет до сих пор. Дело не в памятном знаке - здесь можно создать целый историко-мемориальный комплекс. И нужно это не тем, кто зарыт в ямах в районе Ложка, а тем, кто живет сегодня, и, возможно, голосуя за «имя России», выбирает Иосифа Сталина. Им бы съездить

Кузменкин Владимир

Общесибирский историко-паломнический интернет-ресурс «Родиновед» представили в середине мая в Новосибирской митрополии в рамках круглого стола «Историко-церковное краеведение. Революция и Церковь. Итоги столетия». О сути проекта, уже объединившего исследователей пяти регионов России, до революции входивших в состав Томской губернии, порталу «Приходы» рассказал его идейный вдохновитель протоиерей Игорь Затолокин, руководитель информационно-издательского отдела Искитимской епархии, главный редактор журнала «Живоносный Источник» и сайта «Образование и Православие», настоятель храма Рождества Христова в поселке Горный.

На кого рассчитан этот проект сибирских исследователей?

Он адресован церковным и светским специалистам, краеведам, историкам, вообще людям, ищущим информацию о храмах Сибири, может быть, о своих предках-священнослужителях, об антицерковных репрессиях, о новомучениках. Благодаря новому ресурсу складывается более-менее понятная картина: где какие храмы находились или находятся, кто и когда в них служил. Стоит задача, используя современные технологии, систематизировать все знания о истории Православной Церкви в Западной Сибири, создать паспорт на все когда-либо действовавшие приход или монастырь, и в первую очередь - если они были уничтожены во время безбожного лихолетья.

Проект «Родиновед» предполагает создание онлайн-карты на которой с точной географической привязкой будут указаны храмы и часовни в границах Томской епархии к моменту разделения на 1924 год.

Временны́м ориентиром для составления карты нашего ресурса не случайно была взята середина 20-х годов XX века. Тогда, несмотря на советскую власть, еще сохранялись и даже строились церковные здания, активно шла приходская жизнь. В конце того же десятилетия картина была уже совсем иной: начинаются жестокие гонения на верующих и массовые закрытия храмов.

Воскресенская церковь Томска в начале XX века

Большую часть информации мы получаем из архивов государственных ведомств, контролировавших церковную жизнь. Впоследствии, в 40-50-е годы прошлого столетия, эти их функции были переданы Совету по делам религий. Из статистических данных государственных органов узнаём, когда и как закрывались храмы. На данном этапе у нас вся статистика собрана, мы располагаем тысячами дел по закрытию храмов. Начали с размещения на портале данных о том, когда храм открылся, и документов о закрытии. В дальнейшем постепенно будем дополнять другой информацией - архивной и аудиовизуальной.

Что Вас побудило начать создание такого ресурса?

Я как историк много лет занимался именно 20-30-ми годами XX столетия, собрал и изучил большой массив документов по этому периоду. Среди них были и большие документы, и отписки в несколько слов, но, все равно это очень важная историческая информация. Выявленные документы мы бы хотели объединить в общую справочную базу проекта «Родиновед», которая, надеюсь, послужит всем исследователям.

В первую очередь мы говорим не о тех храмах, которые существуют сейчас, потому что о них информационных ресурсов немало. К сожалению, в 30-е годы ХХ века православная топография в нашем регионе была почти уничтожена. Например, по нашим данным, в середине 20-х годов на территории нынешней Новосибирской области имелось более 350 храмов. В 1921 году в ответ на обращение местного духовенства святителем патриархом Тихоном и Священным Синодом было образовано новое викариатство в составе Ново-Николаевского и Каинского уездов, включавших 125 и 73 прихода соответственно, а также части приходов нынешней Омской области и Алтайского края. Епископом Новониколаевским назначили Преосвященного Софрония (Арефьева), но в конце 1922 года он был арестован.

В сентябре 1924 года в Москве совершается архиерейская хиротония архимандрита Никифора (Асташевского) во епископа Новониколаевского - таким образом была учреждена новая Новониколаевская епархия. Всего, по нашим подсчетам, в это время действовало 357 приходов, которые были к тому же разделены обновленческим расколом. На сегодняшний день сохранилось десятка три церковных зданий тех времен, причем большинство из них находятся в полуразрушенном состоянии.

Михаило-Архангельский храм в Усть-Ине был переоборудован в жилой дом

После войны на территории Новосибирской области вообще оставались действующими всего три храма: нынешний кафедральный Вознесенский собор - бывшая кладбищенская церковь, стоявшая на окраине Новосибирска, Никольский храм в селе Новолуговое недалеко от областного центра и храм преподобного Серафима Саровского в городе Болотном, перестроенный из жилого дома. Все остальные приходы были закрыты, здания в большинстве своем разрушены.

Конечно. Обязательно будем выкладывать информацию о людях; создается отдельная база по духовенству. Определенная сложность состоит в том, что мы обычно узнаём о месте служения клириков в период гонений из частных воспоминаний и, преимущественно, из архивов НКВД. Давно уже собран огромный массив информации по десяткам репрессированных священнослужителей и мирян Новосибирской области и соседних регионов. Сейчас нужно сделать эту базу общедоступной.

Для проведения исследований на местах уже более десятка лет в регионе по благословению митрополита Новосибирского и Бердского Тихона проводятся полевые экспедиции с участием ученых, а также студентов Новосибирского государственного архитектурно-строительного института. Для них эти экспедиции считаются летней практикой. Участники занимаются обмерами храмов с целью восстановления их исторического облика.

Каким образом будет воссоздаваться исторический облик храмов?

Это уже отработанная методика. Используя рулетки, отвесы, дальномеры, проводим обмеры того, что сохранилось, затем создается чертеж, и на его основе воссоздается исторический облик здания. Мы даже восстанавливали облик храма по обмерам фундаментов, на основании воспоминаний и архивных документов.

Специфика Западной Сибири, богатой лесами, в том, что церковные здания у нас в большинстве своем были деревянными. При всем том некоторые объекты существовали до 60-х и даже до 80-х годов XX века и были уничтожены пожарами, а порой из-за небрежного отношения местных жителей. В архивных документах часто указывается архитектор, проектировавший храм, или типовой проект из числа утвержденных Святейшим Синодом, по которому данное конкретное здание возводилось. В архивах можно найти переписку и документы XVIII - начала XX века, связанные со строительным ведомством. По крупицам ищем информацию, и на основании этих данных реконструируем внешний облик.

Петропавловский храм в Нагорном Иштане

Случается, встречаем и нестандартные варианты. Например, обследовали храм в поселке Маслянино. Он строился по типовому проекту, но мужики вместо, условно говоря, шестиметровых бревен приготовили восьмиметровые и попросили увеличить проектируемый объем здания. Архитектор согласился и внес в чертежи изменения, соответственно увеличивая и высоту для сохранения пропорций.

Знаю, что, например, в Касимовской епархии Рязанской митрополии разработана целая программа по воссозданию облика руинированного храма методом фотометрии с построением 3D-модели, чтобы сохранить для потомков хоть что-то…

Мы так и делаем. Итогом этих исследований для новосибирских студентов-архитекторов как раз становится создание 3D-модели храма. К сожалению, этих уцелевших зданий, в силу уже упоминавшейся специфики, немного. Недавно совершенно случайно нашли в Искитимском районе храм, который после закрытия начали использовать в виде дома культуры. Ничего общего с церковным зданием у него не осталось. Я много бывал в тех местах и никогда бы не подумал, что это храм.

В этом году поедем туда в экспедицию. Обычно мы останавливаемся в местной школе. Летом - каникулы, здание свободно, а мы приезжаем на две-три недели. Обязательно служим молебен в начале работы. Члены экспедиции - студенты, простые светские люди, но на молебен приходят. Осматриваем место, посещаем местный музей, беседуем со старожилами, собираем устные сведения. Процесс идет уже около двенадцати лет, все отлажено.

Итоги экспедиций обычно публикуются в журнале «Живоносный Источник», а потом, уже как журнальная публикация, информация появляется на нашем сайте «Образование и Православие».

Для студентов это не только хорошая практика - многие начинают глубже интересоваться Православием. Слава Богу, поездками много лет руководит Ирина Львовна Ростовцева, умница и воцерковленный человек. Она в этом направлении большую работу со студентами ведет.

А местные жители как к этому всему относятся?

Обычно хорошо. Но экспедиции надо готовить. Если поездка в июле-августе, мы уже с весны начинаем объезжать намеченные населенные пункты, договариваться с местными главами администраций, знакомиться с директорами школ, с музейщиками. Нам всегда дают советы, к кому из старожилов можно обратиться с расспросами, у кого сохранились фотографии. А кто-то сам или его близкие были связаны с церковью. Конечно, сведения, почерпнутые из таких бесед, порой бывают субъективными, но это тоже очень важно.

Поскольку в советское время почти все разрушили, у нас, к сожалению, отсутствует преемственность приходской жизни, живая историческая память утрачена. Открываются новые приходы - люди начинают приносить туда сохранившиеся в семье иконы, иногда колокола, церковную утварь, принадлежавшие другому, уже исчезнувшему храму. В старых приходах, например, в храме в Болотном (это как раз мое благочиние), есть много старинных сибирских икон, простых, но интересных. Большей частью они из ранее закрытых и разоренных окрестных церквей, но какая откуда, чаще всего уже не узнать.

Покровская церковь с приютом-яслями в Новониколаевске (Новосибирске).
З дание сохранилось

Участниками экспедиций не только проводятся исследования, но ставятся памятные кресты. В идеале они должны появиться во всех местах, где раньше стояли храмы?

Да, очень хотелось бы. В особо важных местах, связанных с жизнью наших новомучеников или святителей, мы хотели бы поставить памятные кресты, связанные, в первую очередь, с храмами, где они служили. Кресты разработали для этого не деревянные, а, скорее, вандалоустойчивые, из листового металла, который разрезан специальным образом на полосы, а они между собой сварены. Получается очень красивое, ажурное переплетение. Такой крест можно поставить даже в чистом поле, не боясь того, что его спилят или сломают.

Уже установили два таких креста. Один из них - два года назад в селе Доронино: там, где сейчас сельский дом культуры, некогда стоял храм, и в нем служил священномученик Николай Ермолов. Другой крест поставили на кладбище, на месте уже не существующего села Веснино, где тоже раньше был храм.

В этом году мы тоже хотим установить крест, вероятнее всего, это будет на территории бывшего поселка Дальний, на месте мученичества сельского священника Василия Гоголушко, которому палачи-богоборцы отрубили голову. Есть еще несколько вариантов, надо будет все объехать, осмотреть на месте.

Кстати, со многими родственниками репрессированных или просто служивших в Новосибирске священников мы поддерживаем связь. Зимой я ездил в Петербург, где встретился с дочерью последнего священника села Легостаево Ниной Яковлевной Мазаевой. Она является заслуженной артисткой РСФСР, женой знаменитого артиста Владимира Ляхова. Ей уже за девяносто, но она в очень бодром состоянии.

Именно в Легостаево был в начале XIX века построен первый на территории области каменный храм. Сейчас он полуразрушен, сохранилась, наверное, пятая часть церковного здания. А где-то рядом находится захоронение очень известного местночтимого святого - отца Иоанна Мухина. Житие его описано в Томских епархиальных ведомостях.

Отец Иоанн служил здесь в XVIII столетии, был погребен у храма, а когда храм переносили, останки священника обнаружили нетленными. Мощи перенесли к новому храму, и над могилой поставили часовню. Она, конечно, тоже давно разрушена. Мы несколько лет назад пытались найти точное место захоронения праведника. Представляете себе, насколько это был чтимый святой, если сюда шли паломники в течение всего XIX века!

Геофизики с помощью приборов изучили участок и обнаружили под землей пусто́ты, где может находиться захоронение. Договорились с археологами, этнографами, но не сумели найти понимание у местных властей. В год 100-летия революции хотелось бы вернуться к этому вопросу. Думаю, что найдем возможность в ближайшее время произвести археологические раскопки.

Волонтеры из других епархий могут в ваших церковно-археологических экспедициях участвовать?

Конечно, могут! Более того, очень хотелось бы, чтобы возникли объединения любителей церковной истории и краеведения во всех епархиях. Время катастрофически уходит: старожилы умирают, кто-то уезжает. А, собственно говоря, именно люди и являются хранителями целого пласта новейшей церковной истории. Важны ведь не только документы и вещи, но и устные свидетельства очевидцев, их важно фиксировать. Это все - часть нашей общей памяти.

Беседовала Ольга КИРЬЯНОВА

Фотографии храмов собраны

Источник: сайт "Образование и Православие"

Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествоватъ, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова. 1 Кор. 1:17.

Мало, у кого из русских ученых и православных священников был такой тяжкий путь к храму, как у гениального хирурга, причисленного к лику Новомучеников и Исповедников Российских, архиепископа и святителя Луки (в миру Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого). Жизненные подробности мы, к счастью, можем узнать из замечательной автобиографии святителя «Я полюбил страдание...» и из его писем. Ничто не предвещало о будущем священнослужении, жизненных трагедиях и религиозном мученичестве. Ведь будущий святитель родился в Керчи (1887 г.) в семье государственного служащего. «Религиозного воспитания я в семье не получил, и, если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я ее наследовал главным образом от очень набожного отца». Несомненно также и влияние матери, хотя она и редко посещала храм.

В гимназии мальчик показал не только отменные успехи, но и такие же художественные способности. После переезда в Киев одновременно с гимназией он окончил художественное училище. Эта талантливость затруднила юноше в последующем выбор жизненного пути: он поступил на юридический факультет Петербургского университета, затем в Мюнхене проходил обучение в живописной школе, но, в конце концов, поступил на медицинский факультет Киевского университета. С блеском закончив курс в 1903 году, он сразу оказался на фронтах русско-японской войны, а дальше, к удивлению своих коллег, выбрал суровое служение земского врача.

Занимаясь научно регионарной (это не очень благозвучное иностранное слово означает «местной») анестезией, он в 1916 году защитил докторскую диссертацию, за которую Варшавский университет присудил ему денежную премию. А дальше молодой доктор выбрал труднейшую проблематику гнойной хирургии, которая даже сейчас представляет собой сложную, а иногда и просто неразрешимую задачу (не вдаваясь в ужасную патологию, перечислим только названия заболеваний: флегмоны, остеомиелиты, абсцессы, рак с его последствиями, диабетические нагноения, трахомы, фурункулезы и т. п.). Но после революции 1917 года семья доктора оказалась в Ташкенте, где в 1919 году скончалась его жена, оставив мужа с четырьмя малолетними детьми. По божественному наитию он попросил взять заботу о детях медицинскую сестру С.С. Белецкую, на что она сразу же согласилась и стала детям второй матерью, успешно воспитав всех (трое сыновей будущего Святителя стали профессорами в разных отраслях науки).

Наверное, трагические обороты собственной жизни привели Валентина Феликсовича в церковное сообщество, такое решение было подготовлено еще в юности сложившимся у него отрицанием толстовства и любовью к Евангелию, которое подарил ему по окончании учебы директор гимназии. Одновременно Валентин Феликсович стал профессором и основателем кафедры хирургии Ташкентского университета.

Проповеднический дар доктора заметил ташкентский Епископ Иннокентий (Пустынский), когда Валентин Войно-Ясенецкий выступил с речью на епархиальном собрании. В последующей беседе с Владыкой доктор, в сущности, получил от него предложение: «Вам нужно быть священником», на что он ответил согласием. И уже в 1921 году был посвящен во чтеца, певца, иподиакона и диакона, а позже и рукоположен во священника. Назначая ему служение, Владыка вспомнил слова Апостола Павла и сказал: «Ваше дело не крестити, а благовестити», каковой завет новый священнослужитель выполнил буквально, выступив перед своей паствой за все время служения Церкви с множеством проповедей, всего их насчитывается около 1250. Выполняя сначала обязанности четвертого священника храма, профессор одновременно заведовал кафедрой, читал лекции студентам, был главврачом больницы, непрерывно писал главную книгу своей жизни «Очерки гнойной хирургии» и, что еще более поразительно, работал в морге с массой трупов, обезображенных голодом и обсыпанных вшами. Заболев тифом, Божией милостью иерей быстро поправился...

В 1923 году в Ташкентской епархии произошел раскол, будучи отражением общего раскола Русской Православной Церкви на верную и «живую». В результате возникшей смуты Владыка Иннокентий покинул епархию. В Ташкент прибыл ссыльный Епископ Андрей (князь Ухтомский), который постриг о. Валентина в монашество, выбрав ему имя Лука. Имя апостола, который был евангелистом, проповедником, врачевателем, иконописцем и мучеником, что оказалось в полном соответствии со всей последующей жизнью и служением будущего святителя. Владыка Андрей также способствовал срочному и тайному хиротонисанию иеромонаха Луки во епископа, которое совершили ссыльные епископы Василий (Зуммер) и Даниил (Троицкий) в присутствии церковного писателя протоиерея Валентина Свенцицкого (он раньше состоял вместе с о. Павлом Флоренским в «Христианском братстве борьбы») в Пенджикенте (Таджикистан), до которого в те времена было довольно трудно добраться. Преосвященные никогда не встречали такого случая: новый иеромонах во время хиротонии пришел в неописуемое волнение, дрожал всем телом...

По возвращении в Ташкент пришлось заняться неотложными епархиальными делами. Но вскоре новоявленный архиерей был арестован как сторонник Патриарха Тихона и выслан в Сибирь, чем начался 11-летний ссыльный период. Ему предъявили нелепое обвинение: сношения с оренбургскими контрреволюционными казаками и связь с англичанами. Поезд, в котором он ехал, долго не могли выпустить со станции, так как православный народ толпой лег на рельсы, не желая отпускать своего архиерея из города...

В Москве он успел пообщаться с Патриархом Тихоном, сослужить ему в храме, но затем попал в знаменитые тюрьмы Бутырку и Таганку. Потом последовал трудный путь по маршруту: Тюмень-Омск-Новосибирск-Красноярск-Енисейск. По пути хирург сделал несусветную операцию: слесарными щипцами извлек у молодого, не леченного никогда больного из зияющей остеомиелитной раны костяной секвестр! В Енисейской больнице хирург сделал операции по поводу врожденной катаракты, другие медицинские и гинекологические операции. Дальше маршрут сибирского служения Владыки пролегал так: Ангара-Богучаны-Хая. В Богучанах хирург сделал операцию больному с нагноившимся эхинококком печени, а дальше лечил больных с врожденной катарактой, и все в полном одиночестве и с минимумом инструментов, материалов и лекарств. Из деревни Хая Владыку вернули в Енисейск, а затем отправили по Енисею до Туруханска, в котором его встретил на берегу коленопреклоненный народ... В этом городе профессор сделал такие операции, как резекция челюсти, чревосечения, а также гинекологические, глазные и другие операции. Проповеди в храмах и больницах, благословение верующих ему были запрещены, но своей твердостью в этих вопросах Владыка восстановил справедливость. За что в немалой степени и был отправлен, по ироническому заявлению милиционеров, «на Ледовитый океан». Трудный зимний путь по Енисею до Полярного круга, мимо Курейки, где, сказали Владыке, отбывал ссылку И.В. Сталин, а дальше на оленях до станка Плахино. Поселили в промерзлой избе, в которой он стал безропотно устраиваться. Через некоторое время ссыльного архиерея вернули в Туруханск, часть пути пришлось проделать на собаках и даже пешком, и это при сибирских морозах! Оттуда архиерей написал свое знаменитое письмо академику И.П. Павлову: «Возлюбленный во Христе брат мой и глубокоуважаемый коллега, Иван Петрович!.. Славлю Бога, давшего Вам столь великую славу ума и благословившего труды Ваши... И кроме глубокого уважения моего, примите любовь мою и благословение мое за благочестие Ваше...». Нобелевский лауреат ответил: «Ваше Преосвященство и дорогой товарищ! Глубоко тронут Вашим теплым приветом и приношу за него сердечную благодарность. В тяжелое время, полное неотступной скорби о думающих и чувствующих, чувствующих по-человечески, остается одна жизненная опора - исполнение по мере сил принятого на себя долга. Всей душой сочувствую Вам в Вашем мученичестве. Искренне преданный Вам Иван Павлов».

Позже архиерея вернули в Красноярск, он находился в дороге полтора месяца. На обратном пути его встречали колокольным звоном. Попутно профессор оперировал мальчика с запущенным остеомиелитом бедра, а также убеждался, встречаясь с оперированными им прежде больными, что выздоровление всех было полным. В Красноярске он отслужил рождественскую литургию, сделал неотложные глазные операции и через Черкассы вернулся в Ташкент в январе 1926 года. Митрополит Сергий (Страгородский) хотел перевести епископа Луку в Рыльск, потом в Елец, затем в Ижевск. Живший тогда в Ташкенте митрополит Арсений (Стадницкий) посоветовал никуда не ехать, а подать прошение об увольнении на покой. Прошение было подписано, и с 1927 года профессор-епископ, лишенный двух кафедр - церковной и университетской - проживал в Ташкенте как частное лицо. По воскресеньям и праздникам он служил в церкви, а на дому принимал больных, число которых достигало четырехсот в месяц. Как и прежде, прием пациентов был бесплатным.

Владыка был настроен категорически против политики закрытия и тем более уничтожения храмов, накал страстей дошел до того, что он даже грозил властям сжечь себя на костре из икон после последней разрешенной службы в Сергиевском храме. Но все кончилось необоснованным арестом в 1930 году. В тюрьме Владыка объявил голодовку и довел ее до того, что у него появилась кровавая рвота. Затем последовал ссыльный этап: Самара-Москва-Котлас-Архангельск. Профессор оперировал в котласской больнице, в этом городе и в Архангельске было множество детей с заразными заболеваниями. Он сделал также операцию женщине по поводу рака груди. Владыке приходилось скитаться по городам и весям. Ссылка окончилась в 1933 году, и он попеременно жил то в Москве, то в Ташкенте и Архангельске, временно проживал в Феодосии. Одно время он пребывал в Сталинабаде, где провел ряд успешных операций, и был приглашен там на работу, но заявил, что останется только в том случае, если в городе будет сооружен православный храм. На это власти не пошли...

Временами Владыке приходила мысль о раскаянии в том, что архиерею недопустимо работать в моргах и бараках гнойных отделений, но на одной из молитв неземной голос надоумил хирурга в этом не каяться...

В годы «ежовщины» последовал третий арест Владыки в 1937 г., голодовка, издевательства... К тому времени у профессора развились склероз аорты, расширение сердца и другие тяжелые заболевания, но это не спасло его от тюремных мучений. После побоев и допросов Владыку направили в третью ссылку по маршруту: Алма-Ата-Новосибирск-Томск-Красноярск-Большая Мурта. В этой захолустной деревне профессор развил медицинскую деятельность. Еще из Ташкента он написал маршалу К.Е. Ворошилову о том, что ему нет возможности закончить книгу по гнойной хирургии, которую он считает очень актуальной не только в мирное время, но и на случай войны, и вдруг хирургу было разрешено работать в библиотеке в Томске. Так была закончена эта многострадальная, главная книга всей жизни.

Сначала Отечественной войны Владыку по требованию М.И. Калинина перевели в Красноярск и назначили главным хирургом эвакогоспиталя. (Перед этим хирург написал М.И. Калинину, что является специалистом по гнойной хирургии, попросил прервать ссылку, предложил свои услуги и подписался в телеграмме: «епископ Лука»). В десятках госпиталей он неустанно оперировал и сам лично, сделал многочисленные операции на крупных суставах. Кроме него также никто не мог оперировать остеомиелиты, а гнойных больных, по воспоминаниям медперсонала, была просто тьма. Только в 1942 году, после 16-летнего молчания и тоски по церковной проповеди, по словам самого Владыки, «... отверз Господь снова уста мои...». Он был назначен Архиепископом Красноярским, но архиерейское служение началось в крохотной церкви на окраине города только священническим чином. В 1943 году Владыка направил письмо И.В. Сталину о своих книгах с приложением отзывов о них видных отечественных специалистов и незамедлительно получил предложения от Медгиза прислать рукописи в издательство.

В 1943 году Владыка был направлен в Тамбов, где также совмещал церковное служение с работой в госпиталях. После окончания Отечественной войны 1941-1945 г.г. был награжден медалью, а лечение раненых было приравнено Священным Синодом к архиерейскому служению. Вышедшие к тому времени «Очерки гнойной хирургии» и книга о хирургии крупных суставов были выдвинуты профессором на соискание Сталинской премии, и в 1946 году хирург-архиерей получил за них Сталинскую премию I степени. Он пожертвовал ее фактически всю на помощь осиротевшим во время войны детям... В одном из писем Владыка сообщил, что вернувшийся из Америки Архиепископ Ярославский рассказал ему о том, что в американских газетах были статьи о русском епископе-лауреате Сталинской премии. Группа молодых французов перешла в православие, сославшись на русских христианских ученых - И. Павлова, В. Филатова, архиепископа Луку. Таким образом, жизнь, деятельность, церковное и научное служение Владыки стали заметным явлением мировой культуры даже в те тяжелые времена.

Наконец, тяжкий путь к храму всемирно известного ученого, хирурга и архиерея Луки был окончен. В 1946 году Владыка был направлен в Крым на послушание Архиепископа Симферопольского и Крымского, трудился на этой кафедре 16 лет. Крым был полностью разгромлен во время войны. Владыка объезжал и окормлял более 50 приходов, которые тоже находились в плачевном состоянии. Храм Святого Равноапостольного князя Владимира был разрушен, его святая купель заброшена и потеряна. Владыка обращался со своими замечательными проповедями к пастве ежедневно. Рукописи их (1250 проповедей) дошли до объема 4500 машинописных страниц. Даже перечень затронутых в проповедях тем поражает своей широтой и глубиной: в них говорилось о бессмертии, воспитании детей, о грехах, молитве и вере, об этике, о смирении и лицемерии, о житиях святых, о распространении христианства и святости его исповедников с Апостолов и первых святых до образования на земле своеобразного, полного покрова, в котором в виде идеальной для планеты святой сферы выполнился Новый завет Иисуса Христа. Среди них были проповеди, по словам доносчиков, «антиматералистического характера». Владыкой поднимался также вопрос о взаимоотношении науки и религии, за что его посчитали неокантианцем. Не только Кант, но и Платон, Эпикур, другие античные философы, а также Бэкон, Паскаль, Бергсон и другие европейские мыслители были хорошо известны Владыке, но все философские концепции были основательно переработаны им и вплетены в главный свято-философский контекст его любимой книги - Святого Евангелия. По массе цитат, по каждому из затронутых в проповедях и в замечательной книге «Дух, душа и тело» вопросов видно, насколько глубоко Владыка знал Писание. Владыка был не первым видным иерархом Русской Православной Церкви, предлагавшим обсудить важную жизненную и духовную ситуацию синтеза науки и веры, когда-нибудь, с Божией помощью, этот вопрос станет предметом проблематики в системно полном познании нашего мира и духа...

А между тем уже долгие годы он страдал ослаблением зрения, незадолго до кончины ослеп полностью и мирно упокоился в 1961 году.

В 1995 году Синодом Украинской Автономной Церкви Московского Патриархата Владыка был причислен к лику местночтимых святых как Святитель и Исповедник веры, а в 2000 году Архиерейским Собором Русской Православной Церкви - к СоборуНовомучеников и Исповедников Российских.