Форсирование дуная русско турецкая война. Систовское сражение. Отрывок, характеризующий Систовское сражение
Систовское сражение
(Сражение у Зимницы
) - форсирование русскими войсками Дуная в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 годов .
Подготовка
У турок в районе Систово была одна пехотная бригада Ахмеда Хамди паши, весьма сильно разбросанная вдоль берега (6 таборов (батальонов) пехоты и 6 орудий); фактически у Систово находилось 770 человек и 2 орудия, вблизи у села Варден - ещё 3300 человек и 5 орудия. Кроме того, турки подготовили позиции для трёх шестиорудийных батарей, вооружить которые предполагалось полевыми орудиями из состава отрядов, расположенных в районе Систово. В Рущуке (65 километров от Систово) располагалось свыше 21 тысячи турок, а у Никополя (43 километра от Систово) - ещё 10 тысяч. Оперативно прибыть к месту боя эти силы не могли.
Форсирование Дуная
Форсирование Дуная началось в 2 часа ночи 15 (27) июня. В первый рейс входили 11 рот Волынского полка , сотня пластунов , 60 казаков и горная батарея - всего 2 500 человек; в состав второго рейса входили роты 3-го батальона Волынского полка, стрелковые роты Минского полка , рота почётного конвоя и горная батарея. Длительность рейса предположительно устанавливалась в 2 часа. Первый рейс имел целью обеспечить высадку последующих рейсов; все понтоны первого рейса отплывали одновременно. При этом остальные части 8-го армейского корпуса и остальные войска оставались в местах постоянного пребывания и должны были начать движение к месту переправы в ночь начала операции. Солдаты были в зимних чёрных мундирах, чтобы оставаться незаметными в темноте. Как и предусматривалось планом, первый рейс десанта погрузился около 2 часов ночи 27 июня на понтоны в протоке за островом Адда, обогнул его с востока и взял направление на устье ручья Текир-дере на турецком берегу, где должен был высаживаться. Ночь оказалась благоприятная для скрытности - облачная и ветреная, но этот же ветер разбрасывал понтоны в стороны. Поэтому многие понтоны с войсками высадились на турецкий берег Дуная выше или ниже намеченной точки. Турецкие посты обнаружили понтоны первого рейса только в нескольких сотнях метров от своего берега. Беспорядочный огонь не причинил особого вреда русским: бросаясь с понтонов на берег, они дружно бросились в атаку. Около 3 часов ночи на небольшом плацдарме уже находились все 11 рот и сотня пластунов, было организовано управление этими силами. Самой чувствительной потерей стала гибель от прямого попадания снаряда понтона, на котором находились оба орудия первого рейса с зарядными ящиками и упряжками.
Систовская битва также отражена в повести В. Гаршина «Воспоминания рядового Иванова».
Напишите отзыв о статье "Систовское сражение"
Примечания
Литература
- Гражданская война в США - Йокота / [под общ. ред. Н. В. Огаркова ]. - М . : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1979. - 678 с. - (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976-1980, т. 3).
- А. Б. Широкорад «Русско-турецкие войны 1676-1918 гг.», АСТ-Харвест, Минск, 2000 ISBN 985-433-734-0
Отрывок, характеризующий Систовское сражение
– Вам, я думаю, неинтересно?– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
В ночь с 14 на 15 июня 1877 года (с 26 на 27 июня нового стиля), то есть - 140 лет тому назад, Русская Императорская Армия форсировала Дунай, сбила с высот на правом берегу реки турецкие войска и вступила на территорию Болгарии. Освободительный поход Русской Армии на Балканы, героическими боями на Кавказе, начался.
В истории России, пожалуй, не было войны, которой в большей степени ждали и жаждали все слои русского общества. Геноцид православных славян, устроенный турками, всколыхнул народ. По всей стране начали массово создаваться славянские комитеты, тысячи русских подданных отправлялись добровольцами в Болгарию, где примыкали к местным партизанам. А те, кто не умел читать газет, слышали о турецких зверствах от болгарских эмигрантов, которых в России оказались сотни. Война 1877 года стала первой в истории России войной нового типа - войной, которую наша страна начала по воле народа, а не по воле власти. До этого бывали случаи, что Русская Армия вступала в вооружённое противостояние, повинуясь воле монарха - ради каких-либо династических интересов или ради государственных интересов России, осознаваемых монархом, но не вполне осознанных народом . Бывали случаи, когда России приходилось отражать внешнюю агрессию (как в 1812-м году или в Крымскую). Но впервые Россия начала войну сама - потому что такова была в прямом смысле воля народа.
12 (24) апреля 1877 года война была . Но ожидаемого вступления русских войск на территорию Болгарии всё не происходило. В обществе зрело недовольство, доходившее до того, что некоторые газеты прямо обвиняли императора Александра Освободителя в игнорировании национальных интересов России и даже в потере национального чувства. Императору было не до дискуссий с журналистами, которым он сам же своей высокомонаршей волей предоставил свободу слова. Александр Николаевич занимался куда более важными делами - утрясал дипломатические вопросы. Россию от турецких владений на Балканах отделяла теперь территория автономного Румынского княжества , с которым пришлось вести переговоры о беспрепятственном пропуске русской армии и её расквартировании до форсирования Дуная. Но главное - надо было избежать вмешательства в войну на стороне Турции ведущих европейских держав. Призрак Крымской войны дамокловым мечом висел над Александром Николаевичем, заставляя его осторожничать. Умело играя на противоречиях между европейскими странами и пообещав Австрии серьёзные территориальные уступки в обмен на дружественный нейтралитет, Александру Освободителю и его канцлеру А.М. Горчакову удалось исключить европейское вмешательство. Россия и Турция были оставлены один на один.
План войны составил генерал Николай Николаевич Обручев - крупный военный теоретик тех лет, по поручению императора Александра делавший критический разбор действий Русской Армии в Крымскую войну. Обзор был выполнен Обручевым на совесть - правда, в этом обзоре генерал был предельно откровенен, не щадя ничьего самолюбия, особенно в том, что касалось снабжения армии. Этого в высшем руководстве армии ему не простили - и назначенный верховным главнокомандующим великий князь Николай Николаевич (брат государя) категорически отказался принять Обручева в качестве своего начальника штаба. Сказались и политические убеждения генерала - он сотрудничал с Чернышевским . Злые языки говорили, что Обручев отказался участвовать в войне против польских мятежников 1863 года, которую считал братоубийственной - это тоже было неправдой. Так или иначе, но составленный генералом план был принят. Правда, реализовывать его пришлось совсем другим и куда менее талантливым людям - Николаю Николаевичу и его начальнику штаба Артуру Адамовичу Непокойчицкому.
Николай Николаевич Обручев
План Обручева учитывал, что традиционно в русско-турецких войнах XIX века - и в 1806 - 1812 гг., и в 1829-м, и в Крымскую - возникало два основных театра военных действий: Дунайский и Кавказский. Боевые действия на Дунайском театре сосредотачивались в четырёхугольнике крепостей: Рущук, Силистрия, Варна и Шумла, так уж повелось ещё с неудачного Прутского похода Петра Великого. Логично было предположить, что турки снова будут ожидать русского удара по этим же дунайским крепостям - однако, обстановка изменилась. Русская Армия не просто шла против турецкой - она спешила на выручку болгарам и сербам, которым грозило полное истребление. Соответственно, главный удар предстояло нанести в том направлении, которое обеспечивало скорейшее соединение с восставшими болгарами. К слову, в состав Русской Армии входили дружины болгарского ополчения, сформированные из добровольцев-политэмигрантов . По этой причине в качестве места переправы был выбран населённый пункт Зимница, против которого на болгарском берегу располагался другой населённый пункт - Систово. Вот от Зимницы к Систову и наносился главный удар русской армии. Военные теоретики Старого Света единодушно сочли форсирование Дуная в июне в этом месте невозможным, тем более, что турки максимально укрепили правый берег.
Поэтому, чтобы облегчить задачу наступающим, Непокойчицкий предпринял демонстративную атаку на четырёхугольник крепостей силами двух полков. Все приказания относительно переправы отдавались только устно, даже понтонные батальоны не имели карт с маршрутами - к месту работы их сопровождали офицеры штаба армии. Более того - даже самому императору, находившемуся при армии, о сроках и месте переправы было сообщено лишь за четыре часа до наступления. К Зимнице русские войска были подведены лишь в ночь на 14 июня, причём палатки не ставились, а костры не разжигались, дабы наблюдатели с турецкого берега не заметили сосредоточения армии. С 12 июня русская артиллерия активно обстреливала Никополь и Рущук, создавая впечатление, будто переправа состоится у одной из этих крепостей. Также свозились в район Рущука и лишь ночью тайными путями перевозились к Зимнице. Артиллерия, которой следовало прикрыть наступающие русские войска, расположилась на берегу Дуная ночью, причём пушки были тщательно замаскированы, а пристрелка целей на противоположном берегу не проводилась. Это снижало эффективность артиллерийского огня и создавала повышенный риск для переправляющихся - но оправдывалось соображениями внезапности. В сознании Непокойчицкого это перевешивало.
Артур Адамович Непокойчицкий, начальник штаба русской армии в Болгарии.
Ветеран похода в Венгрию в 1849 году, Кавказской и Крымской войн.
Происходил из белорусских поляков.
Русский флот заблаговременно оградил минами место переправы и предпринял атаки против турецких мониторов, заставив их укрыться в базах. К слову, в этих боях на Дунае принял участие художник-баталист В. Верещагин, добровольно отправившийся на фронт. И не просто принял участие, но и был ранен.
В результате всех этих мер турки рассредоточили свои войска по берегу Дуная на очень большое расстояние. Теперь русским войскам приходилось наносить удар по существенно ослабленному противнику, ожидавшему русских совсем в других местах - под Рущуком и Никополем.
Первым удар нанёс Рязанский пехотный полк, высланный под Рущук. Когда русское командование получило донесение, что полк ведёт бой на противоположном берегу Дуная, 14-я пехотная дивизия генерала, усиленная стрелковой бригадой, донским казачьим полком, двумя сотнями кубанских пластунов и двумя горными батареями, начала переправу. Было 2 часа ночи. Примечательно, что будущий герой Русско-Турецкой войны генерал Михаил Дмитриевич Скобелев никакого назначения в действующей армии поначалу не получил, и в итоге... напросился к генералу Драгомирову ординарцем (солдатская должность!!!), лишь бы принять участие в десанте.
Генерал Михаил Иванович Драгомиров, командовавший форсированием Дуная,
происходил из украинского рода. Предки его, перебравшись из Галичины на Левобережье,
осели в Конотопе. Где и родился будущий полководец. За форсирование Дуная
Михаил Иванович удостоился ордена Св. Георгия 3-й степени.
В первый рейс через Дунай переправились 11 рот Волынского полка и сотня пластунов, во втором рейсе - 3-й батальон того же полка и стрелковые роты Минского полка. С каждым из десантов было отправлено по горной батарее. Первый десант должен был закрепиться на противоположном берегу Дуная и обеспечить переправу остальных частей. Ночь выдалась облачной и ветреной, что способствовало скрытности переправы - однако, этот же ветер разбрасывал понтоны, так что многие части десанта оказались высажены выше или ниже по течению, чем намечалось первоначальным планом. Турецкие посты обнаружили переправляющиеся русские войска лишь в нескольких сотнях метров от своего берега, открыв беспорядочный огонь, не причинивший атакующим существенного вреда. высадившись, русские войска немедленно бросились в атаку.
Однако, второму десанту пришлось переправляться уже под огнём шести турецких орудий. В результате три понтона оказались потоплены, а на некоторых других потери от огня турок оказались столь велики, что выгрести эти понтоны не смогли, и их отнесло вниз по течению. Тем не менее, основная масса десанта переправилась благополучно и с ходу вступила в бой. В этом втором рейсе на болгарский берег прибыли Драгомиров и Скобелев, немедленно включившиеся в руководство сражением. Скобелев, по своему обыконовению, немедленно провёл рекогносцировку, в ходе которой обнаружил овраг, удобный для скрытого выдвижения русских войск вглубь турецких позиций, а также заметил колонны отступающих турок. И повёл русскую пехоту (4 роты стрелков) в бой по этому направлению. Удар пришёлся как раз во фланг основных турецких сил, ведших бой против русского десанта. К 6 часам утра турки начали отступление по всему фронту.
Картина, изображающая переправу русских войск через Дунай. Судя по количеству разрывов
и разбитых переправочных средств, это уже второй десант.
Карта форсирования Дуная русскими войсками.
К вечеру 15 (27) июня на болгарском берегу была сосредоточена уже вся 14-я дивизия, район переправы был ограждён русскими катерами, понтонёры трудились над наведеним понтонных мостов. В Систовском бою впервые были применены многие новейшие достижения военной мысли и военной техники. В частности, тактика стрелковых цепей, полевой телеграф, минные заграждения. Русская армия показала прекрасное взаимодействие различных родов войск, а русское командование - умение планировать сложные операции, обходные манёвры и отвлекающие удары.
___________________________
Примечания
.
Таковы войны против революционной и наполеоновской Франции в 1799-м и в 1805 - 1807 гг., такова Семилетняя война.
Таковы, например,
Великая Северная война и екатериниские Русско-Турецкие войны.
за автономию которого России тоже пришлось повоевать с турками.
хотя и не разделял революционных убеждений последнего - Обручев был генералом реформистского, а не революционного толка, что он и доказал, продолжив работу при императоре Александре III.
Командовал этими дружинами русский генерал Николай Григорьевич Столетов
армейского, не путать с одноимённым полком Лейб-Гвардии.
Успешная операция русских войск по форсированию Дуная в начале русско-турецкой войны 1877-1878 годов.
В ходе Балканского кризиса 1875-1877 годов в Болгарии вспыхнуло восстание местного христианского населения, которое было жестоко подавлено турецким правительством. Эти и другие события на Балканском полуострове вынудили Россию вмешаться. 12 (24) апреля 1877 года император Александр II объявил войну Турции. Русские войска, по согласованию с румынским правительством, перешли границу Румынии и разместились в окрестностях Бухареста.
Река Дунай отделяла турецкие владения от территории Румынии и представляла серьезную водную преграду на пути русских войск, которую, очевидно, необходимо было брать с боем. Весной Дунай широко разливался и обыкновенно к маю возвращался в нормальное русло. Тогда ширина реки составляла примерно 1 км. То обстоятельство, что правый (болгарский) берег — горный и везде господствует над левым (румынским) берегом, представляло дополнительную трудность для переправы.
В отличие от предыдущих русско-турецких войн, русское командование планировало вести боевые действия вдалеке от Черного моря, а значит, переправа должна была осуществиться на среднем течении Дуная, между Виддином и Рущуком. Для переправы был намечен пункт в районе Систова, поскольку это была самая южная точка течения Дуная, и местность больше благоприятствовала операции.
Подготовка к операции началась даже раньше официального объявления войны. В конце октября 1876 года в Румынию была отправлена группа флотских офицеров для обследования берегов Дуная. К декабрю того же года был готов проект моста через реку, и началась заготовка материалов. Войска упражнялись в посадке на понтоны и выгрузке с них.
С открытием боевых действий выяснилось серьезное препятствие. Весной 1877 года шли сильные дожди, и Дунай долго не возвращался в свои берега. Только в июне операция стала возможной. Для переправы назначалась 14-я пехотная дивизия генерал-майора М.И. Драгомирова, усиленная 4-й стрелковой бригадой генерал-майора А.И. Цвецинского, 23-м Донским казачьим полком, двумя сотнями пластунов. Переправу должны были осуществить понтонные батальоны, а на весла назначались уральские казаки. Значительных сил турок в Систове и ближайших окрестностях не ожидалось, кроме того, русское командование сделало все, чтобы убедить турок, что переправа будет происходить против Никополя.
15 (27) июня, примерно в час ночи, началась переправа. Количества понтонов хватало для переправы примерно 2 ½ батальонов. Путь от одного берега до другого занимал около часа. Следовательно, все зависело от того, сумеет ли первый рейс удержать плацдарм в течение двух часов, пока не придет подкрепление. Первый рейс был замечен турками только в самый последний момент. Высадка прошла успешно, и солдаты заняли небольшой плацдарм, простреливаемый насквозь турецкими пулями.
Второй рейс переправлялся при сильном обстреле с турецкого берега. Затонул плот с людьми, лошадьми и горными орудиями. Несколько понтонов было расстреляно с берега, однако неприятеля удалось постепенно оттеснить от берега, и обеспечить более или менее безопасную переправу. С третьим рейсом переправился начальник отряда генерал М.И. Драгомиров. Ему удалось придать разрозненному до того бою осмысленность, и плацдарм стал расширяться. К 8 часам утра к месту переправы пришел русский пароход «Аннет», который позволил значительно ускорить переправу частей на правый берег. К 15 часам дня русские войска вошли в Систово.
Потери отряда составили около 1000 человек. Успешная операция принесла славу ее руководителю генералу М.И. Драгомирову и его 14-й пехотной дивизии, подкрепленную в боях за Шипку в августе-декабре 1877 года. К вечеру 19 июня был наведен мост через Дунай, и постепенно действующая армия перешла на правый берег. Тем самым началось освобождение Болгарии.
По плану Обручева военные действия на Балканах должны были начаться с форсирования Дуная.
Предварительная подготовка к форсированию Дуная началась сразу же после объявления войны. В основном она шла по двум направлениям: 1) обезвреживалась, по возможности уничтожалась турецкая Дунайская флотилия и 2) готовились средства для форсирования и последующей переправы.
Турки располагали на Дунае довольно сильной речной военной флотилией. Она насчитывала 20 военных паровых судов, 9 из которых были броненосными, и имела на вооружении 77 орудий (табл. 3).
Наличие на Дунае турецкой флотилии серьезно угрожало форсированию реки русскими войсками. Предотвратить эту угрозу можно было активной борьбой с турецкими кораблями при помощи мелких судов, вооруженных минами, установкой на реке минных заграждений и сооружением береговых батарей.
Активная борьба началась с создания русской Дунайской речной военной флотилии. Личный состав для нее был выделен Балтийским (отряд гвардейского экипажа на Среднем Дунае) и Черноморским (Черноморский флотский отряд на Нижнем Дунае) флотами; в числе выделенных в эти отряды моряков встречалось немало охотников. Суда для Дунайской флотилии были частично. Доставлены из Кронштадта и Николаева, частично приобретены в Венгрии, уступлены Румынией, взяты на Дунае. Наибольшее значение во флотилии имели паровые минные катера; они преобладали и численно (табл. 3). В основном минные катера были взяты с судов Балтийского флота (носили даже названия тех кораблей, с которых были взяты). Лишь два катера («Мина» и «Шутка») были быстроходными, то есть развивали скорость в 14-16 узлов, прочие же трудом давали 6 узлов по течению и 2 узла - против; ни один из катеров не имел артиллерийского вооружения и брони .
Схема 12. Русские минные заграждения на Дунае в 1877 г.
Для атаки неприятельских судов минные катера имели на вооружении шестовые и буксирные шлюпочные мины; при атаке катера подходили вплотную к неприятельскому судну и ударяли его шестовой миной или подводили под днище буксирную мину; такая минная атака требовала от экипажа катера большого мужества.
Кроме минных катеров, в состав Дунайской русской флотилии входили и другие паровые суда - всего 21 вымпел.
В качественном отношении суда русской речной флотилии не выдерживали никакого сравнения с судами турецкой флотилии (табл. 3).
Мины для минных заграждений к началу войны были сосредоточены на складах в Бендерах; их было мало - всего 300 гальванических и 150 мин Герца. В Бендерах имелось также и 100 шлюпочных мин для катеров.
Для устройства береговых батарей использовались кадры и орудия десяти рот Киевской осадной артиллерии и один батальон Николаевской. К началу июня в Дунайскую армию прибыло 128 осадных орудий калибра не менее 152 мм.
В общем же русские силы и средства, организованные для борьбы за господство на Дунае, были весьма скромны. Борьба могла быть успешной лишь при наличии достаточного времени для организации сил и средств, а также при доблести русских моряков и артиллеристов и пассивности турок. Обстоятельства сложились так, что все эти три условия оказались налицо.
25 апреля, на другой день после объявления войны, начальник инженеров Дунайской армии генерал Депп наметил места для четырех береговых батарей - трех у Браилова и одной у Рени и Бар-боша. Декоре после этого батареи на намеченных местах были поставлены. На первых порах они имели на вооружении полевую артиллерию, а с 8 мая - осадную. Под прикрытием этих батарей между 30 апреля и 3 мая были поставлены минные заграждения У Рени и Барбоша, а 9 мая - у Браилова. Между 15 и 17 мая был загражден южный выход из Мачинского рукава Дуная и, наконец, 9 июня было поставлено минное заграждение у Гуры Яломицы (табл. 2).
Таким образом, в начале июня русские не только преградили доступ турецким морским судам в Дунай с Черного моря, но и воспретили им свободное плавание на Нижнем Дунае, от Рени до Гирсово. 11 мая одновременным попаданием снарядов 3-й и 4-й осадных русских батарей был взорван и потоплен турецкий броненосный корвет «Люфти Джелиль», вооруженный пятью крупнокалиберными орудиями. Из 218 человек экипажа спасся лишь один матрос, которого вместе с флагом броненосца забрали русские минные катера. В ночь с 25 на 26 мая русские минные катера взорвали шестовыми минами большой турецкий монитор «Сельфи».
Уничтожение двух наиболее крупных судов так деморализовало личный состав и командование Дунайской речной флотилии турок, что остальные ее суда - четыре броненосных и восемь деревянных - поспешно отошли под прикрытие крепостных пушек Рущука и Никополя.
Борьба за господство в среднем течении Дуная началась несколько позже - с выходом к Дунаю передовых частей русских войск. Первые береговые батареи на Среднем Дунае были сооружены у Парапана и Фламунды (15 июня), у Корабии (21 июня), у Журжево (22 июня) и у Турну-Магурелли (26 июня). Наиболее сильными являлись батареи у Журжево (28 орудий) и у Турну-Магурелли (33 орудия), так как первая была предназначена, кроме борьбы с турецкой флотилией, также для обстрела Рущука, а вторая - для обстрела Никополя.
Под прикрытием береговых батарей на Среднем Дунае ставились минные заграждения. Так, 24 июня они были поставлены у Корабии, в ночь с 26 на 27 июня - у Фламунды и у Парапана; последние, впрочем, довести до неприятельского берега в эту ночь не удалось.
В итоге двухмесячной борьбы с турецкой речной флотилией на Дунае русским удалось с ничтожными средствами удовлетворительно обеспечить районы будущих переправ Дунайской армии как на Нижнем, так и на Среднем Дунае.
Значительно менее удалась русскому командованию предварительная подготовка средств для форсирования Дуная и последующей переправы через него войск Дунайской армии.
Несмотря на то, что русская армия имела в прошлом богатый опыт переправы через Дунай - последние данные о переправах относились к 1854 году и в большинстве случаев полностью сохранили свое значение и для 1877 года, - русская Дунайская армия была совершенно недостаточно обеспечена переправочными средствами. На Среднем Дунае форсирование и переправу решено было произвести на железных понтонах. Эти понтоны конструкции полковника Томиловского являлись крупным достижением русской военно-инженерной мысли и превосходили иностранные, но в Дунайской армии их было мало. В состав армии были введены всего четыре понтонных батальона (3, 4, 5 и 6-й) с 208 железными полупонтонами, которые давали всего 652 м моста. А. так как ширина Среднего Дуная в июне даже в узком месте достигала 800 м , то табельные средства всех понтонных батальонов не давали возможности навести даже одного моста. Далее, так как для Дунайской армии требовалось, даже на первых порах, два моста на Среднем Дунае и один на Нижнем, мостовое имущество для 2 1/2 мостов приходилось изыскивать на месте.
На Нижнем Дунае вопрос решался легко - в Галаце были быстро заготовлены плоты, необходимые для сооружения одного моста. На Среднем Дунае дело обстояло хуже. Там заготовку мо-стового имущества из местных средств начали с запозданием , да и то допустили при этом ряд просчетов. Ко времени переправы на Среднем Дунае мостовое имущество с большим трудом удалось изготовить, но оно не было однотипно и состояло из самых различных средств и материалов.
Еще хуже обстояло дело на Среднем Дунае с подготовкой средств для высадки десанта в период форсирования реки. Штаб Дунайской армии рассчитывал вначале исключительно на железные понтоны. Впоследствии, перед самым форсированием, было решено железные понтоны использовать лишь для первых рейсов десанта, а для последующих, по предложению Деппа, применить пароход «Аннету». Последующий ход событий целиком подтвердил правильность предложения Деппа. Во время переправы из строя вышло от обстрела и бури 25% железных понтонов; без помощи парохода и буксируемых им двух барж форсирование Дуная русской армией значительно задержалось бы.
На Нижнем Дунае для форсирования реки были собраны местные лодки, пароходы и заготовлены деревянные понтоны.
Ход и результаты подготовки форсирования Дуная весьма показательны для экономической и технической отсталости русского царизма. Располагая значительным временем для подготовки к форсированию, русский царизм не смог все же обеспечить свою армию достаточными для форсирования средствами. Мин и железных понтонов было недостаточно, подвозили их с запозданием. Других средств для перевозки десанта заблаговременно в достаточном количестве не заготовили; мосты были подготовлены к наводке за счет местных средств с запозданием.
Во времена Суворова русские войска форсировали Дунай в нижнем течении, а в XIX веке переправлялись через Дунай уже в самом сердце Балкан. Малочисленная экспедиция казаков генерал-майора И. И. Исаева переправилась через Дунай в районе Кладова и Прахова, спеша на помощь участникам первого сербского восстания. В дальнейшем Российская империя ещё не раз посылала свои войска на другую сторону Дуная для борьбы с Портой и освобождения от турецкого господства земель балканских христиан. Последняя в XIX столетии Русско-турецкая война 1877-1878 годов, в ходе которой русские войска также переправлялись через Дунай, принесла освобождение от турецкого ига Болгарии и независимость Сербии.
Как известно, в 1914 году Россия направила на помощь сербской армии экспедицию специального назначения. В состав экспедиции вошли три вооружённых парохода и несколько барж, перевозивших боеприпасы и провизию. Для защиты экспедиции от австро-венгерских мониторов и самолётов в Сербию прибыло 11 русских морских батарей, которые вошли в состав правого фланга сербской армии под командованием командира Краинского отряда полковника Драгутина Димитриевича. Эти батареи были рассредоточены по всему течению Дуная от Шабца до Кладова. Наиболее выделялись 10-я и 11-я батареи, размещённые в цен-тральной крепости Белграда Калемегдане — в районе церкви Ружица и на Малом Калемегдане. Они заблокировали устье Дуная и Савы и потопили один австрийский монитор. Однако в сентябре 1915-го эти батареи были подавлены в ходе сильнейшего артиллерийского обстрела из австрийских крупнокалиберных орудий. В результате обстрела погиб весь состав обеих батарей — 163 русских солдата и офицера. Кроме этого, значительные потери потерпел русский инженерный отряд в Кладово. После окончания войны в Белграде на Новом кладбище при финансовой помощи молодого югославского государства и при живой поддержке русской военной эмиграции взметнулся самый большой из памятников русским воинам, павшим в Первой мировой войне. В основании этого памятника-склепа и лежат кости русских офицеров, солдат и матросов, погибших в боях за славянский Дунай1. Словом, Дунай к началу XX века стал тем порогом, через который всегда шагала на Балканы русская воинская сила. Недаром у сербов сложилась поговорка: "Дунай шумит — русские идут".
В годы Второй мировой войны советским воинам вновь пришлось оросить своей кровью берега Дуная. Впрочем, первые придунайские страны не стали тяжёлым испытанием для бойцов 3-го Украинского фронта, за плечами которых был уже долгий боевой путь с форсированием Дона, Северского Донца, Днепра и Днестра. Румыния и Болгария, пользовавшиеся в стане союзников Третьего рейха определённой свободой, поспешили переметнуться на сторону победителей. Военные донесения частей и соединений 3-го Украинского фронта описывали прохождение через территорию Румынии и Болгарии как форсированный марш. В ходе марша пехоту изматывали утомительные ночные переходы, которые прерывались днёвками для приведения в порядок оружия, разъяснительных политбесед, короткого отдыха и ускоренного принятия пищи.
Ситуация стала меняться с переходом границы Югославии. Королевство Югославия, в отличие от Румынии и Болгарии, было окку-пировано странами Антикоминтерновского пакта ещё в апреле 1941 года. Тогда окраины страны были поделены между Германией, Венгрией, Болгарией, Италией и Албанией, а центральная часть была разделена на две зоны: в западной (Босния, Далмация, Славония и Хорватия) было создано усташское Независимое государство Хорватия (НГХ) под руководством Анте Павелича, который проводил открыто провозглашённую политику геноцида сербов, евреев и цыган. В восточной было установлено оккупационное правительство "сербского Петэна" — генерала Милана Недича. Последний провозгласил политику "выживания под оккупацией", указывая на масштабы демографической катастрофы, постигшей сербов в результате оккупации2. В то же время на территории Югославии возникло и два мощных движения Сопротивления — коммунистическое под руководством Иосипа Броз Тито и анти-коммунистическое под руководством Дражи Михайловича. Эти два движения вступили друг с другом в смертельную схватку. Территории, на которых доминировали четники Михайловича, находились в восточной части страны. При поддержке многочисленных тайных сторонников из числа недичевской администрации "Югославская армия в Отечестве" (ЮАвО — официальное самоназвание четников) держала под своим контролем большинство сельских районов Недичевской Сербии. В западной части страны, на территории НГХ, значительные районы (особенно в Боснии) контролировались партизанами Тито (Народно-освободительная армия Югославии — НОАЮ). Немцы охотно использовали раздоры в лагере Сопротивления, четники до осени 1944-го препятствовали возвращению партизан на территорию Сербии, в то время как сами "копили силы", но не предпринимали активных действий против оккупантов. С другой стороны, немцы в Югославии опирались на военные и полицейские силы из числа национальных меньшинств: дунайских швабов, боснийских и санджакских мусульман, хорватов и русских эмигрантов.
После перехода Дуная в районе Прахова и Кладова (Восточная Сербия) Красная Армия попала в чрезвычайно запутанную ситуацию югославской гражданской войны всех против всех. РККА решала ситуацию предельно просто: партизаны Тито — это союзники, все остальные - противники, которых необходимо уничтожать до тех пор, пока они не сложат оружие и не сдадутся в плен. С переправой передовых советских частей из Болгарии и Румынии через Дунай и Восточную Сербию началась Белградская стратегическая наступательная операция, длившаяся с 28 сентября по 20 октября 1944 года. Она проводилась силами 3-го Украинского и частью сил 2-го Украинского фронтов, a также моряками Дунайской речной флотилии и войск Болгарии. Стоит отметить, что немцам не удалось создать здесь укрепленную линию обороны, так как быстрое падение Румынии и Болгарии стало для них полной неожиданностью. В результате на пути огненного вала наступления Красной Армии встали тыловые части, как, например, 2-й полк Русского охранного корпуса (РОК), нёсшего охранную службу в придунайских городках Восточной Сербии. Удар был столь стремителен, что служившие в РОК бежали из места расположения штаба 2-го полка, забыв захватить с собой штабную документацию3.
Гористые районы Восточной Сербии вдоль правого берега Дуная были сравнительно быстро пройдены советскими войсками, при этом они понесли лишь неизбежные потери, связанные с неприспособленностью к ведению войны в горах. Немаловажным было и сердечное расположение местных жителей по отношению к долгожданным "русским братьям". Хотя попытки доминировавших в этих районах четников навести связи с советским командованием и не нашли поддержки, части Михайловича также мешали созданию упорядоченной немецкой обороны4. Кроме того, после начала Белградской стратегической наступательной операции и развивавшейся параллельно ей на юге Сербии Нишской наступательной операции на соединение с Красной Армией из Боснии и Санджака смогли пробиться части партизан Тито.
Извилистое течение Дуная сделало тактически логичным вторичное форсирование реки в районе села Ритопек, находящегося на южном перекрёстке дороги на Белград. Форсирование крутого дунайского берега было проведено 7 октября силами 109-й гвардейской стрелковой дивизии 46-й армии 2-го Украинского фронта. Второе форсирование Дуная в ходе боёв в Югославии было более тяжелым, чем переправа в Восточной Сербии. В районе Ритопека проходила шоссейная дорога, по которой немцы перебрасывали свои войска для обороны Белграда и отводили войска из Восточной Сербии. Поэтому нацисты отчаянно боролись за ликвидацию этого плацдарма вплоть до подхода основных советских сил, пробивавшихся в направлении Белграда.
Тем временем РККА в тесном взаимодействии с НОАЮ и болгарской армией успешно громила германскую армейскую группу "Сербия". Ширина фронта боевых действий составляла 400-620 километров с глубиной продвижения советских войск до 200 километров. Среднесуточные темпы наступления были сравнительно высокими — 8-9 километров5. Уже 16 октября были освобождены восточные и северо-восточные районы Югославии, и 4-й гвардейский механизированный корпус генерала Жданова начал бой за столицу Югославии. После нескольких дней упорных боёв, 20 октября, Белград был освобождён от немцев. Это обозначило конец Белградской стратегической наступа-тельной операции. Лидер югославских коммунистов Тито получил из рук Красной Армии власть над столицей Югославии, а советские войска стали покидать Белград, уходя дальше на запад. Уже 29 октября была начата Будапештская стратегическая наступательная операция, в которой участвовали и войска, освободившиеся после взятия Белграда — первой дунайской столицы, освобождённой Красной Армией. Впереди были Будапешт, Братислава и Вена...
Путь на запад вновь преградила широкая водная преграда — опять Дунай, делающий вскоре после слияния с Савой у Белграда поворот к северу. Таким образом, войскам 57-й армии пришлось вновь форсировать Дунай. Преодолеть реку на выходе из Сербии оказалось намного сложнее, чем на входе в страну. С другой стороны Дуная в тылу неприятеля на этот раз не было отрядов Сопротивления, население было настроено враждебно6.
О том, насколько кровопролитным и отчаянным было это форсирование Дуная на выходе из Сербии, косвенно свидетельствует сопоставительная статистика награждений званием Героя Советского Союза7. Всего за участие в боевых действиях на территории Югославии в годы Второй мировой войны звание Героя Советского Союза получили 66 советских граждан. Из них 22 получили за заслуги в течение всего хода военных действий, в том числе авиаторов — 15 (авиация дальнего действия — 8, транспортная авиация — 6, а также 1 пилот штурмовика Ил-2), старших офицеров — 5, советских участников партизанского движения, бежавших из плена в НОАЮ, — 2, военный разведчик — 1. За подвиги, совершённые в ходе Белградской наступательной операции — от переправы через Дунай в Восточной Сербии до освобождения Белграда, звание Героя получили четыре человека. При этом непосредственно за участие в штурме Белграда был награждён один красноармеец, за бои в дальнем пригороде Белграда, селе Винча, один и ещё два человека получили это высокое звание за бой в районе села Ритопек, разгоревшийся после форсирования Дуная. На фоне этих цифр внушительно выглядит статистика награждений в ходе третьего форсирования Дуная на выходе из Сербии. За героизм в ходе десантной операции в районе Вуковара Геро-ями Советского Союза стали семь красноармейцев и краснофлотцев, за подвиги, совершённые в ходе форсирования Дуная в районе города Апатина, — 11 и, наконец, за форсирование Дуная в районе села Батина —19 (!) человек. Кроме того, ещё два человека были удостоены звания Героя за бои по непосредственному расширению плацдарма, возникшего в результате форсирования Дуная в районе Апатина и Батины.
Боевые действия на границе Воеводины и Хорватии, которые должны были дать возможность Красной Армии выйти на оперативный простор Паннонской равнины для нанесения удара на Будапешт и Вену, в историографии Второй мировой войны по ряду причин не имели должного освещения. Крупнейшая битва Второй мировой войны на территории Югославии — Батинская — оставалась в тени внимания советских и югославских историков: у них имелись на то свои причины. Югославские историки с 1948 года и до конца существования Югославии стремились доказать тезис о "самоосвобождении" страны, преуменьшая роль Красной Армии даже в освобождении Белграда, и замалчивали Батину, включая её обычно в более поздние операции на Сремском фронте8. Что касается историков из СССР, то для них Батинская операция была всего лишь частью Будапештской операции. Кроме того, делу укрепления соцлагеря вряд ли могло послужить изучение битвы, которая отчётливо показывала, как хорваты и венгры упорно защищали свои территории от красноармейцев и сербов.
Что же происходило на сербском прифронтовом берегу Дуная поздней осенью 1944 года? К тому времени освободившие Воеводину войска 2-го Украинского фронта активно передислоцировались на север, в междуречье Тиссы и Дуная. На их позиции перебрасывались соединения 3-го Украинского фронта. Было выбрано несколько мест для форсирования Дуная — в районе Вуковара, Апатина и Батины. Основной плацдарм планировалось создать в районе села Батины, расположенного на правой (хорватской) стороне Дуная у подножья Беломанастырской гряды, высоты которой доминируют над примыкающей с востока и запада равнинной местностью. Батина была превращена противником в укреплённый пункт обороны, имевший несколько линий сопротивления. На самом берегу реки была проложена сеть окопов полного профиля с пулемётными гнёздами и позициями для полевой артиллерии. Колючая проволока, мины и инже-нерная маскировка активно использовались противником для усиления этой первой линии обороны. На склоне Беломанастырской гряды над селом пролегала вторая линия обороны, и, наконец, третья — венчала гряду и проходила по самому её гребню. Особенно хорошо были укреплены господствующие высоты — 169, 205 и 206, а также железно-дорожная станция Батина.
Ширина Дуная в этом месте составляет около 500 метров, левый (сербский) берег, низкий и болотистый, покрыт отдельными рощицами. В результате проливных дождей большая часть прибрежной территории восточного берега превращалась к концу осени в непролазную грязь, исключительно осложняя движение гужевого и автомобильного транс-порта вне пределов единственной твёрдой дороги, ведущей от ближайшего транспортного узла в районе Сомбора и Бездана. Эта твёрдая дорога находилась в прямой видимости господствующих высот на правой стороне Дуная, прекрасно простреливалась и могла использоваться лишь в тёмное время суток.
Почему же именно Батина была выбрана для нанесения главного удара? Во-первых, немцы не могли ожидать попытки форсирования Дуная в столь неподходящем для этого месте. Во-вторых, Батина находилась на самом стыке командования группы армий "Юг" (под управлением Верховного командования вермахта) и командования "Юго-восток" (под управлением Верховного командования сухопутных войск). Но, пожалуй, самым важным было то, что, в отличие от других потенциальных участков для форсирования, из-за Батины и Беломанастырской гряды открывался ничем не ограниченный выход на широкий оперативный простор, дававший возможность массированного применения бронетанкового кулака РККА.
Всего с нацистской стороны в боевых действиях участвовали около 60 тысяч солдат и офицеров. С другой стороны в Батинской операции были задействованы части 57-й армии 3-го Украинского фронта, которые поддерживала 17-я воздушная армия9. Кроме того, в боевых действиях участвовали партизаны 12-й и 51-й воеводинской бригад НОАЮ. Для успешного форсирования Дуная, защиты и расширения плацдарма на правом берегу было задействовано около 100 тысяч человек. На 200 артиллерийских стволов неприятеля в начале операции приходилось 1236 советских и союзных стволов. В дальнейшем это соотношение (1:6) колебалось по ходу введения немцами в бой подкрепления. Местные жители и сербские участники сражения до сих пор с ужасом вспоминают море огня, которое охватывало Батину и её окрестности в течение нескольких недель. В начальной фазе количество задействованной немецкой и советской бронетехники было примерно равным, в то время как к концу операции советские Т-34 и самоходные орудия имели уже четырёхкратное превосходство.
Во главе всего этого мощного кулака 57-й армии стоял генерал-полковник Михаил Николаевич Шарохин (1898-1974). Талантливый штабной офицер, выпускник Академии Генерального штаба Шарохин в свои 46 лет приобрёл заслуженную славу специалиста по форсированию водных преград, за его плечами уже были успешно проведённые форсирования Днепра, Буга, Днестра и Дуная. Позднее за умелую организацию боевых действий, чёткое управление войсками армии при форсировании рек, обеспечение захвата и удержания плацдармов, проявленные при этом мужество и отвагу Шарохину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Из штаба 3-го Украинского фронта, находившегося в то время в городе Србобране, от командующего фронтом Фёдора Ивановича Толбухина, 12 сентября ставшего Маршалом Советского Союза, Шарохин, всего десять дней назад вступивший в должность, получил приказ об организации форсирования Дуная силами 57-й армии. Ненастной ночью 8 ноября была предпринята попытка разведки боем — форсирования Дуная силами 703-го полка 223-й стрелковой дивизии. Быстрое течение Дуная преодолевали в бравших на борт по 10 десантников вёсельных лодках, которыми управляло по двое сапёров.
"Первой пошла 1-я рота, немцы её сразу обнаружили и, осветив всё вокруг ракетами, открыли по десантникам шквальный огонь. Стреляли прямой наводкой, и до берега не добрался никто. В ту же ночь пошла на тот берег 2-я рота. Через некоторое время... на противоположном берегу завязался бой — это означало, что там всё-таки кто-то высадился. Но бой длился всего 5-10 минут, а потом все затихло". Зацепиться удалось лишь на следующую ночь, 9 ноября, капитану Сергею Никитичу Решетову и его 3-й стрелковой роте 703-го полка.
Сергей Никитич, которому тогда был всего 21 год, вспоминал в наши дни: "Собрали остатки со всего нашего батальона — набралось 100 человек. На 10 лодках начали форсирование. На середине реки лодки начало разносить сильным течением, немцы повесили ракеты и начали нас расстреливать. Когда до берега оставалось буквально 10-15 метров, на моей лодке один из сидевших на вёслах сапёров был убит, а второй — тяжело ранен. Я схватился за вёсла и начал подгребать к берегу. Противоположного берега удалось достичь лишь двум лодкам. Дружно приткнулись к берегу, выскочили и тут же залегли. На этом берегу было село, а перед селом — дамба, защищавшая его от паводков. И в этой дамбе немцы сделали траншеи и оборудовали огневые точки. Когда мы за-легли, то оказались прямо на трупах: это были трупы наших товарищей, которым удалось высадиться здесь прошлой ночью. Они все погибли... И такое было ощущение, что если мы задержимся хотя бы на минуту, то и нас постигнет та же участь. С русским крепким матом мы дружно поднялись и ворвались в траншею на дамбе! Захватили сразу несколько метров траншеи и начали бросать гранаты вправо и влево. Немцы не поняли, сколько нас высадилось, много ли, и нам сразу же удалось захватить ещё и 4 домика за дамбой. Когда, наконец, у меня появилась возможность всех пересчитать, то оказалось, что нас высадилось всего 16 человек... Что делать? В одном из домиков нашли много немецких боезапасов, пулемёт, гранаты. И быстренько обратили всё это против немцев же. Нужно было срочно сообщить командованию о нашем положении. "Кто пойдёт с донесением?" — спрашиваю. "Я пойду", — сразу же вызвался сержант Ободовский. Я в темноте что-то нацарапал на бумаге — захватили, мол, первую траншею, столько-то домиков, всего живых 16 человек, и как только немцы обнаружат это — сметут нас в два счёта! Нужна помощь... Ободовский потихоньку поплыл на наш берег, а мы занялись расширением плацдарма. Захватили ещё участок траншеи и выбили немцев ещё из нескольких домиков. А под утро, когда начало светать, мы увидели на реке неясные силуэты. Немцы тут же открыли по ним огонь, мы ответили, и через несколько минут к берегу подошло две лодки. Первым выпрыгнул на берег сержант Ободовский, а за ним — семнадцать югославских партизан. Тогда они, правда, были уже не партизанами, а бойцами Народно-освобо- дительной армии Югославии. До рассвета мы окапывались. А югославы были такие — русских никогда не бросят! И вот целый день наших 16 человек и 17 югославов во главе с командиром четы (роты) держали оборону на этом маленьком плацдарме. Буквально каждый час нам приходилось отбивать немецкую атаку. Когда наше командование поняло, что плацдарм мы удержим, то нас начали сильно поддерживать — подтянули артиллерию, "катюши". И они били прямой наводкой прямо над нашими головами. А к вечеру маленький катер притащил к нам на буксире большую шлюпку, баркас. Правда, немецкий пулемёт разбил рубку катера и убил рулевого, но по инерции баркас всё же прибило к плацдарму. С баркаса высадилось около 40 человек во главе с капитаном Княжиным. Сразу бросились в контратаку и оттеснили немцев ещё метров на 60-70. Стало веселее. А когда наступила ночь, наши войска навели понтонную переправу, и к нам быстро пере-правился весь наш полк и части дивизии, и две югославские бригады..."10
В то время Батину обороняли венгерский 4-й пограничный полк, части 31-й дивизии СС, состоявшей из воеводинских немцев и остатков расформированной хорватской дивизии СС, а также хорватские полицейс-кие части. Не только пропаганда, но и само происхождение этих солдат заставляло их особенно решительно защищаться от наступавших с востока11. В попытках сбросить в Дунай советских и югославских защитников плацдарма у Батины немецкое командование сразу же стало применять бронетехнику и стягивать массированное подкрепление, которое с ходу бросали на позиции, занятые "большевиками". Район Батины стал местом активного применения немецкой авиации, которая практически бездействовала в ходе Белградской операции12. В тылу советских войск, на кладбище возле населённого пункта Бездан, работала вражеская радиостанция, которую удалось запеленговать и уничтожить лишь спустя несколько дней.
В результате решительных действий советских и югославских бойцов и офицеров защитникам плацдарма удалось захватить почти всю Батину. Это положило начало боям за господствующие прибрежные высоты, овладение которыми имело очевидное оперативное значение. Самой главной из этих высот была так называемая "Пирамида", высота 169, которая получила у бойцов название "кровавой высоты".
В то же время, 7-20 ноября, небольшой плацдарм удалось захватить и 74-й стрелковой дивизии в районе города Апатин, где её подразделения сумели переправиться через Дунай. И уже 23 ноября силами 75-го и 64-го стрелкового корпусов удалось отбросить врага на запад и соединить батинский и апатинский плацдармы13. Таким образом, был открыт путь на линию коммуникаций Кнежеви-Виногради-Бели-Манастир, по которой советские войска выходили на оперативный простор до самого озера Балатон.
Однако Дунай всё ещё оставался блокированным, немцы и хорваты отчаянно защищали подступы к городу Вуковару, артиллерийские батареи в районе которого мешали кораблям Дунайской флотилии подниматься вверх по течению14. Поэтому 8 декабря в час ночи советские морпехи из 315-го батальона, артиллерийско-миномётные части 1-го гвардейского укрепрайона и югославские партизаны из 5-й воеводинской бригады 36-й дивизии НОАЮ при поддержке бронекатеров Дунайской морской флотилии попытались занять Вуковар тем же способом, что и Батину, — неожиданным десантом. Однако тут десант оказался неудачным. С помощью массированного применения бронетехники и артиллерийской поддержки немецким и хорватским частям удалось блокировать высадившиеся части и начать их медленное перемалывание. После того как две трети десантников погибло, оставшихся эвакуировали, а советские части были переброшены в прорыв, образованный наступавшей 57-й армией. Вуковар оставался в составе НГХ вплоть до середины апреля 1945 года, когда НОАЮ удалось прорвать Сремский фронт и пробить немецко-хорватскую линию обороны. Только тогда Дунай вновь стал судоходным на всём его течении...
Алексей ТИМОФЕЕВ, кандидат исторических наук
г. Белград
Примечания
1. Скородумов М. Ф. Што треба да зна сваки Сповен, а нарочито сваки словенски политичар. Београд. 1939.
2. Согласно послевоенным статистическим исследованиям, сербы были народом, который более всего пострадал от последствий Второй мировой войны в Югославии. В результате войны и оккупации погибло около 7% сербов, при этом на территории НГХ этот средний показатель был значительно выше и достигал 14,6-16,3% //Ljudske i materijalne zrtve Jugoslavije u ratnom naporu 1941-1945, Beograd. 1947; Zrtve rata 1941-1945 godine. Rezultati popisa, Beograd. 1966; Kocovic В. Zrtve Drugoga svetskog rata u Jugoslaviji, London. 1985; Zeijavic V. Gubici stanovnistva Jugoslavije u Drugome svjetskom ratu, Zagreb. 1989; Kovacevic M. Srbi kao zrtve rata u Drugome svetskom ratu, Beograd. 1992; Bogosavljevic S. Nerasvetljeni genocid// Srpska strana rata, Beograd. 1996. S. 159-170.
3. Русский Корпус на Балканах во время II Великой войны 1941-1945 гг. Исторический очерк и сборник соратников. Нью-Йорк. 1963. С. 403-405.
4. Документы РККА и ЮАвО содержат ряд упоминаний о прямом сотрудничестве красноармейцев и четников, пытавшихся уверить советских солдат, что "четники за Россию, а партизаны за Троцкого". Например, крупный сербский город Крушевац, освобождённый четниками от немцев, был передан ими передовым частям Красной Армии. Но все попытки сотрудничества сербских монархистов и советских коммунистов были заранее обречены на провал и заканчивались трагично.
5. Например, в ходе Будапештской стратегической наступательной операции при фронте в 420 км среднесуточные темпы наступления были 2,5-4 км.
6. ЦАМО. Ф. 233 сд. Д. 35. Л. 283; Д. 34. Л.162-165.
7. Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь. Т. 2. М. 1988.
8. Исключением была книга: Bozic N. Batinska bitka. Novi Sad. 1990.
9. ЦАМО. Ф. 57 А. Д. 349. Л. 394-398.
10. http://www.pobeda-60.ru/main. php?trid=6643.
11. Pencz R. For the Homeland! The History of the 31st Waffen-SS Volunteer Grenadier Division. Danubian-Swabian Grenadiers on the Danube and in Silesia. Solihull. 2002.
12. ЦАМО. Ф. 233 сд. Д. 37. Л. 201.
13. Шарохин M. H., Петрухин В. С. Путь к Балатону. М. 1966.
