Тема любви является одной из составляющих теории чистого искус-ства, наиболее широко в русской литературе отраженной в стихах Фета и Тютчева. Эта вечная тема поэзии тем не менее нашла здесь свое новое преломление и зазвучала несколько по-новому. Салтыков-Щедрин в 70-е годы писал, что теперь никто не отважится уже воспевать соловьев и розы. Для Фета тема любви, напротив, явилась основополагающей всего его творчества до конца жизни.
Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только божеским даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет и реальную автобиографическую подоплеку. Вдохновением для Фета являлась любовь его молодости - дочь сербского помещика Мария Лазич. Любовь их была столь высока и неугасаема, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, тем не менее ее последними словами перед смертью было восклицание: "Виноват не он, а я!" Обстоятельства ее смерти так и не выяснены, как и обстоятельства рождения Фета, но есть основания полагать, что это было самоубийство. Сознание косвенной вины и тяжести утраты тяготило Фета на протяжении всей его жизни, и результатом этого явилось двоемирие, чем-то сродни двоемирию и Жуковского. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета - миром его лирических переживаний, воплощенных в его стихотворениях. Всю жизнь Жуковский верил в соединение с Машей Протасовой в другом мире, он жил этими воспоминаниями. Фет также погружен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно единение с любимой. Фет ощущает себя и любимую (свое "второе я") нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжаю-щемся в мире поэзии: "И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить". ("Alter ego".) Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения "Ты отстрадала, я еще страдаю...", "В тиши и мраке таинственной ночи...". Он дает любимой торжественное обещание: "Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой - и с ним двойное бытие" ("Томительно-призывно и напрасно...").
Поэт прямо говорит о "двойном бытии", о том, что его земную жизнь поможет ему перенести лишь "бессмертие" его любимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта образ любимой женщины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни. В поэме "Сон", посвященной также Марии Лазич, это ощущается особенно четко. Поэма имеет автобиогра-фическую основу, в поручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневеко-вый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание "клуба чертей" сменяется неким морализаторским аспектом: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ - образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: "О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею".
Литературовед Благой в своих исследованиях указывает на соответствие этих строк словам Вергилия к Данте о том, что "как язычник, он не может сопровождать его в рай, и в спутники ему дается Беатриче". Образ Марии Лазич (а это, несомненно, она) для Фета является нравственным идеалом, вся жизнь поэта - это стремление к идеалу и надежда на воссоединение.
Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви очень противоречиво, это не только радость, но и муки, страдания. В стихах часто встречаются такие сочетания, как радость - страдание, "блаженство страданий", "сладость тайных мук". Стихотворение "На заре ты ее не буди" все наполнено таким двояким смыслом. На первый взгляд перед нами безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже второе четверостишие сообщает какое-то напряжение и разрушает эту безмятежность: "И подушка ее горяча, и горяч утомительный сон". Появление "странных" эпитетов, таких, как "утомитель-ный сон", указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к бреду. Далее объясняется причина этого состояния, стихотворение доходит до кульминации: "Все бледней становилась она, сердце билось больней и больней". Напряжение нарастает, и вдруг последнее четверостишие совершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: "Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит". Эти строки представ-ляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке. Призыв "не буди ж ты ее" звучит уже почти истерично, как крик души. Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворе-нии "Сияла ночь, луной был полон сад...", посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: "Тебя любить, обнять и плакать над
тобой". В этом стихотворении тихая картина ночного сада сменяется и контрастирует с бурей в душе поэта: "Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей".
"Томительная и скучная" жизнь противопоставлена "сердца жгучей муке", цель жизни сосредоточена в едином порыве души, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь - костер, как и поэзия - пламя, в котором сгорает душа. "Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!" - восклицает Фет в стихотворении "Когда читала ты мучительные строки...". Мне кажется, что так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз "сгорев", то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой.
Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юношески пи-сать о любви? Он ответил: по памяти. Благой говорит, что "Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью", и приводит в пример стихотворение "На качелях", толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 году). "Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра", - пишет Фет в письме к Полонскому. Такая "звуковая деталь" (Благой), как платье, которое "трещало от ветра", наиболее памятна для поэта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на звуках, переливах и звуковых образах. Тургенев говорил о Фете, что ждет от него стихотворение, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение "Шепот, робкое дыханье...", которое построено на одних существительных и прилагательных, без единого глагола. Запятые и восклицательный знак тоже передают великолепие и напряжение момента с реалистической конкретностью. Это стихотворение создает точечный образ, который при близком рассмотрении дает хаос, "ряд волшебных", неуловимых для человеческого глаза "изменений", а в отдалении - точную картину. Фет, как импрессионист, основывает свою поэзию, а в частности описание любовных переживаний и воспоминаний, на непосредст-венной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгущение, но не смешение красочных мазков, как на картинах Монэ, придает описанию любовных переживаний кульминационность и предельную четкость образу любимой. Какая же она?
"Я знаю твою страсть к волосам", - говорит Григорьев Фету о его рассказе "Кактус". Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: "люблю на локон твой засматриваться длинный", "кудрей руно златое", "тяжким узлом набежавшие косы", "прядь пушистая волос" и "косы лентой с обеих сторон". Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее создается довольно четкий образ прекрасной девушки. Чуть по-другому Фет описывает ее глаза. То это "лучистый взор", то "недвижные очи, безумные очи" (аналогично стихотворению Тютчева "Я очи знал, о эти очи"). "Твой взор открытой и бесстрашней", - пишет Фет, и в этом же стихотворении он говорит о "тонких линиях идеала". Любимая для Фета - нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет: "Идеальный мир мой разрушен давно". Влияние любимой женщины на поэта чувствуется и в стихотворении "Долго снились мне вопли рыданий твоих". Поэт называет себя "несчастным палачом", он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились "две капельки слез" и "холодная дрожь", которые он в "бессонные ночи навек перенес". Это стихотворение окрашено в тютчевские тона и вбирает в себя и тютчевский драматизм.
Биографии этих двух поэтов во многом сходны - оба они пережили смерть любимой женщины, и безмерная тоска по утерянному давала пищу для создания прекрасных любовных стихотворений. В случае с Фетом этот факт кажется наиболее странным - как можно сначала губить девушку, а затем всю жизнь писать о ней возвышенные стихи? Мне кажется, что потеря произвела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета - он был допущен в высокую сферу поэзии, все его описание любимых переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действует на читателя потому, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотворную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, следуя тютчевскому изречению: мысль изреченная есть ложь, Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэзии: "Как богат я в безумных стихах".
Любовная лирика Фета дает возможность глубже проникнуть в его общефилософские, а соответственно, и эстетические взгляды, как говорит Благой, "в решение им коренного вопроса об отношении искусства и действи-тельности". Любовь, так же как и поэзия, по Фету, относится к другому, потустороннему миру, который дорог и близок Фету. В своих стихах о любви Фет выступал "не как воинствующий проповедник чистого искусства в противовес шестидесятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир" (Благой). И мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями поэта и глубоким чувством надежды, отраженными в любовной лирике поэта.

Фет и Мария Лазич

Самой большой любовью всей жизни Фета была Мария Лазич - дочь бедного херсонского помещика, девушка-бесприданница (настоящее имя девушки /сербского происхождения/ стало известно лишь в 20-м веке: в своих воспоминаниях Фет всюду называет её Еленой).

С Марией Лазич Фет познакомился осенью 1848 г., когда состоял на военной службе и квартировал со своим полком в Херсонской губернии. Любовь была взаимной, и отношения продолжались несколько лет. Однако Фет, ссылаясь на бедность Марии и на собственную материальную неустроенность, отказывается от брака, считая что женитьба станет препятствием для его карьеры. «Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений...

Это гордиев узел любви... который чем более затягиваю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом не имею духу и сил...» (из письма).

Мария Лазич имела незаурядные музыкальные способности: знаменитый венгерский композитор и пианист Ференц Лист во время пребывания в России слышал ее игру и в знак одобрения написал в альбом Марии Лазич прощальную музыкальную фразу необыкновенной красоты.

Мария Лазич стала героиней любовной лирики Афанасия Фета. Когда Фет встретился с Лазич, ей было 24 года, а ему 28. Фет увидел в Марии Лазич не только привлекательную девушку, но и на редкость культурного человека, музыкально и литературно образованного.

Расчётом руководствуется Фет и в своих отношениях с возлюбленной Марией Лазич - полюбив Марию Лазич, Фет, однако, расстался со своей возлюбленной. Победил рассудок, он не решился связать судьбу с бедной девушкой-бесприданницей. Здесь проявилась такая особенность Фета: в обыденной жизни его практический рассудок преобладал над чувством, а в стихах же чувство, непосредственность, невольность преобладали над разумом.

Мария Лазич оказалась близкой Фету по духу – не только по сердцу. Но она была такой же бедной, как Фет. И он, лишенный состояния и твердой социальной основы, не решил связать с нею свою судьбу. Фет убеждал Марию Лазич, что им нужно расстаться. Лазич соглашалась на словах, но порвать отношения не могла. Не мог и Фет. Они продолжали встречаться. Вскоре Фету пришлось по служебной надобности на время уехать. Когда он вернулся, его ждала страшная весть: Мария Лазич уже не было в живых.

Лазич трагически погибла при загадочных обстоятельствах. С тех пор ее образ войдет в его поэзию, придав любовным стихам исповедальность, трагизм. Отныне Фет всю жизнь будет вспоминать эту любовь: он создаст цикл исповедальных стихотворений, посвященных Лазич.

Как рассказали Фету, в тот трагический час она лежала в белом кисейном платье, читала книгу. Закурила и спичку бросила на пол. Спичка продолжала гореть. От нее загорелось кисейное платье. Через несколько мгновений девушка вся была в огне. Спасти ее не удалось. Ее последние слова были: «Спасите письма!». И еще она просила не винить ни в чем того, кого она любила...

После трагичной кончины Марии Лазич к Фету приходит в полной мере осознание любви. Любви неповторимой и единственной. Теперь он всю жизнь будет вспоминать, будет говорить, и петь об этой любви – высокими, прекрасными, удивительными стихами.

...Та трава, что вдали на могиле твоей,
здесь на сердце, чем старее оно, тем свежей...

Это несчастье наложило на жизнь и творчество поэта неизгладимый отпечаток. Стихи, в которых присутствует «она», овеяны трагичностью и тоской. Вместе с Марией Лазич погиб и его идеал, который звучал теперь только в стихах - воспоминаниях о ней.

Отныне его любовную лирику буду питать мечты и воспоминания (Alter Ego и др.). В этих стихах нет ни психологических портретов, ни индивидуальности - Фета интересуют переживания людей, но не сами люди («Какое счастие: и ночь, и мы одни!..», «Что за ночь! Прозрачный воздух скован...», «Я тебе ничего не скажу...» и др.).

Стихотворение «Нет, я не изменил. До старости глубокой...» не описывает и не показывает того, к кому оно обращено. Но из строк стихотворения мы понимаем, что оно посвящено Марии Лазич.

Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви.

Мы видим, что до конца жизни Мария Лазич осталась его единственной любовью.

Памяти о ней посвящены шедевры любовной лирики Фета, датированные 50-ми, 60-ми, 70-ми, 80-ми гг. («Неотразимый образ», « Старые письма», «В тиши и мраке таинственной ночи», «Ты отстрадала, я еще страдаю», «Долго снились мне вопли рыданий твоих», « Нет, я не изменил. До старости глубокой…» и другие).

Особое место в фетовской лирике занимает тема любви . «Любовь фетовской лирики, - писал Д.Д. Благой, - отнюдь не некое восхищенно-мечтательное, бесплотное, а самое что ни на есть естественное, порожденное природой для продолжения на земле чувство, именно в этой своей сущности бесконечно прекрасное - одно из высших проявлений «музыки» мира, подобно красоте, разлитой во вселенной».

Но следует отметить и другую особенность любовной лирики Фета : поэт поразительно сильно сумел передать мысль о преображении человека чувством любви: обретении им способности под влиянием переживаемого чувства открыть душу мира, его тайную прекрасную жизнь:

Я видел твой млечный, младенческий волос,
Я слышал твой сладко вздыхающий голос -
И первой зари я почувствовал пыл;
Налету весенних порывов подвластный,
Дохнул я струею и чистой и страстной
У пленного ангела с веющих крыл.

Я понял те слезы, я понял те муки,
Где слово немеет, где царствуют звуки,
Где слышишь не песню, а душу певца,
Где дух покидает ненужное тело,
Где внемлешь, что радость не знает предела,
Где веришь, что счастью не будет конца.

Созерцание возлюбленной, внимание ее голосу позволяет герою понять и красоту мира и придают ему поразительную мощь, способность к полету и обретению тайны мироздания - счастья и радости, скрытых в слезах и муках. Но любящему герою не только открывается красота и тайна мироздания. Любовь делает его всемогущим, помогая преобразить сам мир, передать ему частицу собственного огня - своей души, одухотворить - зажечь его своим чувством, внести тепло и свет в холодную мглу:

Теснее и ближе сюда!
Раскрой ненаглядное око!
Ты - в сердце с румянцем стыда,
Я - луч твой, летящий далеко.

На горы во мраке ночном,
На серую тучку заката,
Как кистью, я этим лучом
Наброшу румянца и злата.

Напрасно холодная мгла,
Чернея, все виснет над нами:
Пускай и безбрежность сама
От нас загорится огнями.

Пожалуй, впервые в русской поэзии чувство любви осознается как сила, меняющая человеческую природу, рождающая у человека способность к взлету - подобно птице или ангелу - над земным бытием. Столь характерный для последующего поэтического поколения - русских символистов мотив полета влюбленных источником имеет, конечно же, поэтически дерзкий образ А. Фета:

Люби меня! Как только твой покорный
Я встречу взор,
У ног твоих раскину я узорный
Живой ковер.

Окрылены неведомым стремленьем,
Над всем земным, -
В каком огне, с каким самозабвеньем
Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,
Предстанешь ты
Царить навек в дыханьи песнопенья
И красоты.

Современники не раз подшучивали над способностью старого поэта вдохновенно сочинять стихотворения о любви с юношеским пылом. Этой способности поэта хранить чистоту и непосредственность переживаний объяснение дал сам Фет. В одном из писем Я.П. Полонскому он утверждал: «Ты совершенно прав, полагая, что человек, не переживший лично всего любовного томления во всевозможных его оттенках, не способен писать о нем; но человек, бесповоротно теряющий пережитые душевные моменты, не может называться поэтом».

Пытаясь определить своеобразие звучания темы любви у Фета, исследователи отмечают неизменное соединение в переживаниях героя двух взаимоисключающих чувств - радости и страдания, усматривая в фетовской поэзии источник известного блоковского утверждения «Радость - Страданье - одно». Любовь, даже любовь счастливая, у Фета всегда вызывает не только свет, но и боль. Неразделимость этих двух чувств во многом и определяет переживания фетовского героя. Так, вспоминая о счастливом событии юности, герой говорит о горечи счастья («Глядя в огонь, я забывался, / Волшебный круг меня томил, / И чем-то горьким отзывался / Избыток счастия и сил»). Высшее переживание любви определяется героем с помощью оксюморона «страданье блаженства» («В страданьи блаженства стою пред тобою»).

Можно отметить еще одну особенность поэзии Фета , оказавшуюся столь необычной на фоне современной ему лирики и столь значимой для следующего поэтического поколения: героиня его стихов предстает не только идеальным воплощением земной женщины, но и богиней или небесным светилом. При этом идеальное явление обретает трепет и чувства человека, а в человеческом переживании соединяется земное чувство любви с преклонением и благоговением:

Упреком, жалостью внушенным,
Не растравляй души больной;
Позволь коленопреклоненным
Мне оставаться пред тобой!

Горя над суетной землею,
Ты милосердно разреши
Мне упиваться чистотою
И красотой твоей души,

Глядеть, каким прозрачным светом
Окружена ты на земле,
Как Божий мир на свете этом
В голубоватой тонет мгле!..

О, я блажен среди страданий!
Как рад, себя и мир забыв,
Я подступающих рыданий
Горячий сдерживать прилив!

То же соединение земного и небесного в образе героини можно увидеть в стихотворении «Ты вся в огнях, - твоих зарниц» , 1888):

Ты вся в огнях. Твоих зарниц
И я сверканием украшен...
Под сенью ласковых ресниц
Огонь небесный мне не страшен,

Но я боюсь таких высот,
Где устоять я не умею:
Как сохранить мне образ тот,
Что придан мне душой твоею?

Такие стихотворения позволили позднее Блоку говорить о том, что идея Вечной Женственности была прочно установлена еще Фетом. Можно сказать, что поэтический образ любви в лирике Фета поразительно совпадает с концепцией любви, утверждаемой в работах младшего фетовского современника, философа Вл. Соловьева. По мнению философа, есть два рода любви: к высшему существу - богине и к человеку. «Любовью восходящей» «мы любим высшее по отношению к нам существо, получая от него богатство, которым он обладает и которого мы не можем достичь своими собственными силами». «Любовью нисходящей» «мы любим низшее по сравнению с нами существо, которому мы даем имеющееся у нас духовное богатство, получив его от нашего высшего возлюбленного». И только соединение двух этих переживаний и составляет, по Вл. Соловьеву, любовь совершенную.

С поразительной силой любовь восходящая и нисходящая, земная и небесная соединяются в переживаниях героя в стихотворении «С какой я негою желанья» , 1863. Здесь высокая любовь к звезде позволяет герою осознать свою любовь к земной подруге, предназначенность ее ему:

С какой я негою желанья
Одной звезды искал в ночи!
Как я любил ее мерцанье,
Ее алмазные лучи!

<...> Любовь, участие, забота
Моим очам дрожали в ней
В степи, с речного поворота,
С ночного зеркала морей.

Но столько думы молчаливой
Не шлет мне луч ее нигде,
Как у корней плакучей ивы,
В твоем саду, в твоем пруде.

Любовь к земной женщине и любовь к богине не противопоставлены в лирике Фета. Пожалуй, можно сказать, что и «она» - богиня, и «она» - земная женщина в чем-то близки для лирического «я». Близкими, похожими их делает свет, излучаемый и юной возлюбленной, и небесным светилом («Если зимнее небо звездами горит...», «Ах, дитя, к тебе привязан...»).

Это вечность, длящаяся день.

Это жизнь, прожитая в неделю.

А. С. Пушкин

Любовная лирика Фета - самая откровенная страница его поэзии. Сердце поэта открыто, он не щадит его, и этот драматизм его стихов буквально по­трясает, несмотря на то, что, как правило, кончают­ся они светло, мажорно.

В годы военной службы Афанасий Фет пережил трагическую любовь, которая повлияла на все его творчество. Это была любовь к Марии Лазич, поклон­нице его поэзии, девушке весьма талантливой и обра­зованной. Она тоже полюбила его, но они оба были бедны, и Фет по этой причине не решился соединить свою судьбу с любимой девушкой. Вскоре Мария Ла­зич погибла, она сгорела. До самой смерти поэт по­мнил о своей несчастной любви, во многих его стихах слышится ее неувядаемое дыхание. Поэзия Фета ра­достна и светла, ей присуще чувство света и покоя. Даже о своей загубленной любви он пишет светло и спокойно, хотя его чувство глубоко и свежо, как в первые минуты. До конца жизни Фету не изменила радость, которой проникнуты почти все его стихи.

Превосходно передает Фет и «благоухающую све­жесть чувств», навеянных природой, ее красотой, пре­лестью. Его стихи проникнуты светлым, радостным настроением, счастьем любви. Поэт необычайно тонко раскрывает разнообразные оттенки человеческих пе­реживаний. Он умеет уловить и облечь в яркие, жи­вые образы даже мимолетные душевные движения, которые трудно обозначить и передать словами:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Свет ночной, ночные тени,

Серебро и колыханье Сонного ручья,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Это стихотворение о любви, о свидании, о приро­де. Здесь ничто не изображается целиком, нет едино­го образа. Возлюбленная - это «шепот, робкое дыха­нье», милое лицо. Свидание - «и лобызания, и слезы». В стихотворении нет ни одного глагола, пото­му что глагол обозначает действие, процесс, а стихот­ворения Фета, наоборот, останавливают мгновения красоты, любви, счастья.

Стихи А. А. Фета любимы у нас в стране. Время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, по­казало, что она нужна нам, людям XX в., потому что задевает самые сокровенные струны души, открывает красоту окружающего мира.